Глава II РОЖДЕНИЕ КХМЕРСКОЙ ИМПЕРИИ

Откуда он появился? О его происхождении извест­но так мало, что кажется, будто он явился в результа­те самозарождения, о чем довольно ясно говорит над­пись X в., сообщающая о его восшествии на престол: «Для блага народа в этой чистой расе королей, цветке лотоса, у которого не было более стебля, он явился как воплощение нового расцвета».

Неясность его происхождения нашла отражение в легенде, которая изображает его сыном Индры и кхмер­ской принцессы; бог оплодотворил ее, ниспослав на нее дождь из благоухающих цветов,— кхмерский вариант легенды о Зевсе и Данае. От этого союза, в равной ме­ре поэтического и чудесного, родился сын, названный Прах Кет Меалеа, предназначенный для великих свер­шений,— первый кхмерский король.

Надписи, найденные в Пре Рупе, туманно свиде­тельствуют о его принадлежности к одной из древних королевских династий Ченлы, а именно Пушкаракши, которая, как мы знаем, правила в VIII в. на севере страны, в районе Самбора; ее столицей была Шамбху-пура. Другие надписи говорят, что он пришел с Явы; несомненно, он принадлежал к одной из знатных семей, эмигрировавших на Яву или, быть может, увезенных туда в качестве заложников после завоевания Ченлы династией Шалендров. Но все эти псевдоисторические данные, по всей вероятности, выдуманы впоследствии, чтобы обосновать династические права первого короля кхмеров. Быть может, он был всего лишь авантюрист или узурпатор?

Версия кхмерских надписей, а именно рассказ о дли­тельном пребывании первого кхмерского короля на Яве, в центре блестящей цивилизации, расцветшей на острове в VIII в., дает логичное объяснение наличию организаторских талантов у Джаявармана II. Он, не­сомненно, вдохновлялся созданной династией Шаленд­ров превосходной организацией, которую наблюдал во время изгнания, и, конечно, любовался прекрасными памятниками Явы — Боробудуром и храмами на плато Диенг, характерные черты которых находят в соору­жениях, выстроенных при молодом короле. Как бы то ни было, возвращение Джаявармана II в страну кхмеров, по-видимому, произошло около 800 г., ибо много­численные свидетельства говорят, что его правление на­чалось с 802 г.

Какие обстоятельства помогли ему прийти к власти? Безусловно, этому способствовало известное ослабление династии Шалендров и прибытие на остров шиваитских принцев с Востока. Наиболее полные сведения о прав­лении Джаявармана II и его преемников мы получаем из надписи XI в., открытой в Сдок Как Тхоме, которая представляет собой записи о деятельности членов семьи священнослужителей, состоявших наследственно на службе у королей в период между 802 и 1052 г. Из нее мы узнаем, что «Его Величество пришел с Явы, чтобы править в городе Индрапура, название, совершенно естественное для сына Индры». Путем сопоставления данных эпиграфики можно определить место этой пер­вой столицы Камбоджи. Она находилась в районе Тхбонг Кхмум, к востоку от Кампонгчама, может быть, даже на месте археологических раскопок в Бантеай Прей Нокоре, название которого наводит на мысль о королевском городе: здесь находят памятники доанг-корского периода, датируемые началом IX в.

Перед молодым правителем стояла непростая зада­ча. Ченла находилась в состоянии полной анархии, в ней правили кланы, постоянно враждовавшие между со­бой; прежде чем думать об объединении страны, разди­раемой усобицами и внутренними войнами, разоренной оккупацией, нужно было начать с нового ее завоевания.

В этом предприятии, требующем длительных усилий, правителю оказал большую помощь брахман Шивакайвалья, который стал его жрецом и остался ему ве­рен; после его смерти его потомки в течение многих ве­ков находились на службе у кхмерских королей. Брах­ман отличался большой мудростью, ловкостью и умом дипломата, и все это он целиком отдал служению сво­ему господину; тот, со своей стороны, осыпал его поче­стями. Уже в первые годы правления Джаявармана II, в период его пребывания в Индрапуре, несколько знат­ных княжеских семей присоединились к новому прави­телю, ибо он был на верном пути.

Политические перемены, суть которых нам мало из­вестна, вынуждали Джаявармана II много раз менять место своей столицы. Однако все эти изменения производились в одном, как бы заранее предопределенном на­правлении и привели после различных колебаний к вы­бору района Ангкора. Таким образом, было определено место, где в течение последующих веков кхмерская ци­вилизация достигла вершины своего расцвета и где создавались в честь богов и королей замечательные го­рода.

Вместе со жрецом Шивакайвальей и своей семьей Джаяварман покидает Индрапуру, чтобы обосноваться севернее, в районе озера Тонлесап. Стела в Сдок Как Тхоме говорит об этом: «Когда они прибыли в восточ­ный район, король пожаловал семье своего жреца зем­лю и деревню Кути». Речь здесь идет о поселении Бан­теай Кдей, к востоку от Ангкора. Затем «король правил в городе Харихаралая. Жрец обосновался в этом горо­де, и члены его семьи были назначены в число при­дворных».

Считается, что вторая столица находилась на месте раскопок в Ролуосе, в 15 км к югу от Сиемреапа, ма­ленького городка, откуда отправляются обычно осмат­ривать Ангкор Ват и Ангкор Тхом. В группе Ролуоса сохранились три храма конца IX в.: Баконг, Прах Ко и Лолей, название последнего происходит от названия древней столицы. Впрочем, правитель недолго оставал­ся в Харихаралае, он ее быстро покинул, хотя и вернул­ся сюда перед смертью.

«Затем король основал город Амарендрапуру, и его жрец поселился здесь, чтобы служить королю». Различ­ные предположения высказывались относительно места этой столицы; наиболее правдоподобной является гипо­теза, выдвинутая Сёдесом о том, что она находилась на берегу большого пруда Западный Барай, где были най­дены ограда и строения в доангкорсшм стиле, для ко­торых иногда вторично употреблялись более древние материалы.

Новое перемещение правителя и его двора имело го­раздо большее значение, чем предыдущее. В Махендра-парвате, на горе Махендра, Джаяварман II торжествен­но провозгласил независимость кхмерского королевства, построил первый религиозный центр королевства и, что особенно важно, учредил официальный культ королев­ской линги, культ бога-короля. Вот полный текст над­писи, которую мы неоднократно приводили в отрывках: «Король прибыл править в Махендрапарвату, и господин Шивакайвалья также прибыл сюда, чтобы, как и прежде, служить королю. В это время знаток в области тайных наук, брахман по имени Хираньядама, пришел из своей страны по приглашению короля, чтобы совершить обряд, который освободит Камбоджу от яванской за­висимости и после которого будет только один госу­дарь, и он станет Чакравартином (монархом все­ленной). Этот брахман совершил обряд согласно свя­щенным книгам Винашикха, Найоттара, Саммоха и Шираккхеда. Он пересказал их от начала и до конца, чтобы записать и обучить им господина Шивакайвалью. И он приказал господину Шивакайвалье совершать об­ряд бога-короля. Король и брахман Хираньядама дали клятву, что служителем культа бога-короля будет род господина Шивакайвальи, который не позволит никому больше служить богу-королю. Господин Шивакайвалья, ставший жрецом (пурохитой), назначил всех своих родственников служителями этого культа».

Где же находилась эта последняя столица? Ее место уверенно связывают с раскопками на Пном Кулене. Это обширное плато, сложенное из песчаника, возвышается с севера над равниной Ангкора. Здесь найдены памят­ники, которые, вне всякого сомнения, принадлежат ко­ролевскому городу Джаявармана II и сооружены в сти­ле, названном «стилем Кулен»; к ним мы еще вернемся.

Гораздо важнее места столицы те церемонии и об­ряды, которые там совершались, ибо они знаменовали исключительно важный период в религиозной истории кхмеров, так как вернули королевскую династию к ин­дийским традициям и восстановили связи, которые были нарушены иностранными захватчиками. Именно в этом и заключается смысл одновременного совершения двух обрядов, когда один из них устанавливал культ бога-короля, а второй провозглашал независимость от Явы.

Во все времена Камбоджа была страной сельского хозяйства, главной ее культурой был рис. Уже на заре южноазиатской цивилизации глава рода, одновременно олицетворяющий светскую и духовную власть, считал­ся и покровителем религии. Цель религии заключалась в получении хороших урожаев, и культ тотемического происхождения был обращен к богам земли, представ­лявшимся в образе камней, поднятых вертикально и водруженных обычно на вершину горы или холма. Ин-дуизация не уничтожила местных культов, но Камбоджа приняла гораздо более рациональные космогониче­ские концепции Индии, одновременно с этим шиваит-ская линга заменила стоящие камни, а гора Меру — прежние священные холмы.

Согласно индийской космогонии, воспринятой в Кам­бодже, вселенная имеет Форму яйца (брахманда), со­стоящего из трех частей. В верхней части — семь небес­ных этажей, там обитель богов; самый высокий, седь­мой, является местом пребывания высшей реальности, брахмана; над ним находится лишь пустое пространст­во. Нижняя часть состоит тоже из семи подземных эта­жей; здесь живут наги и другие мифические существа, самый нижний этаж представляет собой преисподнюю, или нараки, тоже из семи этажей. Между небом и пре­исподней находится земля, которая рассматривается как громадный плоский диск, ограниченный по краям неприступным» горами. В середине диска находится вы­сокая гора Меру, центр и ось вселенной, «которая бле­стит, как восходящее солнце или как огонь без дыма». Гору Меру окружают четыре острова-континента (двипа). Южный континент называется «островом розовой яблони» (джамбидвипа) и есть не что иное, как Индия, единственный обитаемый континент, известный ин­дийцам.

Кхмеры приняли эту космогонию одновременно с религиями Индии, в частности шиваизмом. Но в Индии культ Шивы имел тенденцию превращаться в королев­ский культ, космический по своей природе, во Внешней Индии эта тенденция проявилась гораздо более отчет­ливо. В центре королевского города высокий холм сим­волизирует гору Меру, ось мира, и. как бы сливаясь с ним, поддерживает шиваитскую эмблему, лингу, символ мощи и созидательной энергии бога. Эту чудесную лингу брахман передал в дар основателю династии, полу­чив ее в свою очередь от самого бога Шивы. В ней за­ключено «сокровенное Я» короля, вся сущность коро­левской власти, линга — живое олицетворение и защи­та королевства.

Однако соединение личности короля с божественной эмблемой может быть произведено только при посредст­ве брахмана, совершающего обряды. Мы можем пред­ставить себе эти обряды культа бога-короля благодаря ранее цитировавшейся надписи, содержащей также и четыре текста, которые составляют основу обряда: Винашикха, Найоттара, Саммоха и Шираккхеда. Эти тек­сты впервые были произнесены четырьмя устами Шивы, а за отсутствием других данных их смешивали с тантричесиими текстами. Установление обряда девараджа, бога-короля, имело в качестве социального следствия появление в окружении кхмерских королей привилеги­рованного класса брахманов, ибо без них, без их зна­ния текстов и обрядов церемония освящения бога-коро­ля невозможна. Происходя из Индии, они иногда при­обретали при дворе значительное влияние и даже пы­тались узурпировать власть или управление у слишком слабого короля. Тесные связи между королем и его жрецом, установленные Джаяварманом II, поддержи­вались при всех последующих династиях. Даже в со­временной Камбодже, официально только буддийской, среди придворной знати есть брахманы, которые воз­главляют различные королевские церемонии, как, на­пример, праздник первой борозды, праздник воды или церемонию коронации.

Понятие «бог-король» (девараджа) — использование очень древнего понятия, возможно даже иранского про­исхождения, а именно Чакравартин, «повелитель все­ленной», весьма распространенного во Внешней Индии. Еще правители Фунани, так же как и Шалендры. с Явы, претендовали на титул «императора вселенной», таким образом, для нового правителя Камбоджи важно было торжественно принять этот титул, чтобы подчерк­нуть полную независимость своего королевства от прежних правителей Явы. Культ девараджи, королев­ский атгофеоз, хотя и заложил основы могущества кхмер­ской империи и развития культуры и искусства кхме­ров, достигших полного расцвета в XII в., в то же вре­мя имел и оборотную сторону — а именно гипертрофию абсолютной власти короля, настоящую манию величия, которая в конце концов слишком большой тяжестью легла на плечи нации. Приведя страну к славе, она же довела ее до развала. Но не будем забегать вперед.

Те же космогонические и религиозные понятия игра­ли ведущую роль в архитектурных концепциях кхмеров. Не входя здесь в детали различия стилей, о чем будет сказано ниже, уже сейчас можно сформулировать неко­торые общие положения о глубоком значении религи­озных сооружений кхмеров, действительные для всех периодов их истории.

Прежде всего отметим, что все памятники, которые сохранились до наших дней, —это храмы или, говоря шире, культовые сооружения, а не частные жилища, хо­тя бы и дворцы королей. Только религиозные сооруже­ния строились из прочного материала — кирпича, кам­ня или латерита, тогда как жилые постройки, даже принадлежавшие королям или князьям, строились из легко разрушающегося материала — дерева или глины, чем и объясняется полное отсутствие следов этих по­строек. Китайский путешественник Чжоу Да-гуань оста­вил после своего путешествия в Камбоджу в конце XIII в. яркое описание увиденного им. Этот рассказ, и до сих пор являющийся одним из лучших источников сведений о стране и ее жителях, не содержит упомина­ния о каком-либо дворце или жилом доме из камня, тогда как все храмы в нем отмечены. Впрочем, Чжоу Да-гуань добавляет: «Кровли частных домов кроют свинцом, других сооружений — желтым гонтом. Не от­личаются симметрией длинные веранды, открытые га­лереи смелой, неправильной формы. Жилища принцев и высших военачальников имеют иную, по сравнению с обычными домами, планировку и размеры. Жилища простолюдинов и сельских жителей кроют соломой, только семейные кумирни и собственные дома сановни­ков могут быть крыты черепицей. Простое население не смеет пользоваться черепицей и применяет солому».

Что же касается храмов и культовых сооружений, они по своему назначению совершенно отличны от на­ших храмов и церквей. Они никогда не были местом, куда бы верующие собирались для молитвы; храм — прежде всего жилище бога, изображенного в виде ста­туи или символа. Если их значение или размеры часто слишком велики по сравнению с городом, в котором они построены, то потому, что они одновременно и жилище бога, и благочестивые сооружения королей и принцев, воздвигнутые с целью расширить сферу своего могу­щества и приобрести заслуги.

Более того, кхмерские храмы выражают абстрактное понятие, символизируя в камне всю космогонию, вос­производя в их внешнем расположении и внутренней ар­хитектуре гармонию божественного порядка. Само их сооружение — это своеобразное жертвоприношение, со­вершаемое с определенными обрядами, своего рода со­глашение между богами и верующими.

Архитектура храма, таким образом, является копи­ей вселенной, в полном соответствии с представления­ми кхмерской космогонии, которых мы касались выше. Отсюда типичный образ «храма-горы», основного эле­мента кхмерской архитектуры, олицетворяющего гору Меру, центр и ось мира. Последовательно спускающие­ся террасы представляют собой многоярусные жилища богов. Вокруг этого центрального элемента расположе­ны ограды и рвы с водой, символизирующие горные цепи и космический океан. Эта схема эволюционирова­ла с течением веков, все более усложняясь, но общий план не менялся никогда; он вечен, как и сами боги.

Но и по этой схеме строительство никогда не ве­лось без плана. Оно находилось под контролем астро­логов, заранее определявших наиболее удобное распо­ложение. Важную роль в сооружении храма играла его правильная ориентация. Четыер входа в храм соответст­вовали четырем странам света, а главный вход всегда помещался в восточной стене, что считалось наиболее благоприятным. Кроме того, так как строительство хра­ма было жертвоприношением, архитектором часто был жрец или же к архитектору был приставлен компетент­ный жрец.

В центре алтаря помещалась статуя идола, а в шиваитских храмах — линга. Так было впервые в постро­енном Джаяварманом II алтаре при его восшествии на трон как девараджи. Единственный храм в Пном Кулене, который представляет образ классической пирами­ды храма-горы, — это храм Крух Преах Арам Ронг Чсн; его, вероятно, можно считать первым официальным ал­тарем бога-короля, местом пребывания священной линги, о которой мы уже говорили. Наличие королевской линги в храме, построенном для нее на возвышенном месте, станет отныне непременным признаком столицы королевства; если король меняет столицу, королевская линга торжественно переносится в новую столицу, где строится новый храм-гора для ее хранения.

Все, что мы сказали, относится к первым кхмерским храмам, посвященным только культу бога-короля и хранящим королевскую лингу. Впоследствии, особенно в эпоху расцвета буддизма, храмы стали монастырями, и архитекторы вынуждены были предусматривать по­мещения для многочисленных монахов, что привело к значительному расширению первоначального плана.

Развитие понятия бога-короля в свою очередь при­вело к некоторым изменениям в назначении храмов. Ес­ли король — бог на земле, то его смерть не может по­ложить предел его божественной сущности. Отсюда по­явление в Камбодже церемонии, уже существовавшей на Яве, а именно церемонии королевского апофеоза. Королю давалось посмертное имя, а также место в од­ном из раев, под покровительством бога, которому ко­роль оказывал почести во время своего земного сущест­вования. Однако поскольку храм — образ вселенной, ко­ролевские останки должны найти свое место в нем; так храм превращается в мавзолей.

Археологи долго спорили относительно природы больших кхмерских ансамблей: были это храмы или же гробницы; в действительности они и то и другое. Жорж Седее писал: «Главные храмы, храмы, построенные ко­ролями,— это храмы погребальные, мавзолеи, а также своего рода усыпальницы, если допустить, что пепел по­койного помещали под статуей, изображавшей его в образе божества. Речь идет не об общественных хра­мах или местах паломничества, но о тех последних жи­лищах, где правители Камбоджи восседали в божест­венном облике так же, как раньше во дворце. Они ста­новились как бы последним жилищем человека, кото­рый при жизни уже пользовался некоторыми правами божества и смертью которого завершился процесс упо­добления его богу; таким образом, это был загробный дворец короля, где покоились его останки, но где од­новременно стояла статуя, представлявшая его в обли­ке бога». Надо заметить, что во множестве храмов были найдены большие каменные чаши, которые отождест­вляют с саркофагами.

Вернемся, однако, к Джаяварману II. Его пребыва­ние в Кулене имело первостепенное значение, ибо в этой, третьей его столице родился культ бога-короля и была провозглашена независимость Камбоджи; однако выбор этой столицы не был окончательным. Через ка­кой-то промежуток времени, о котором мы не распола­гаем никакими сведениями, король покинул это священ­ное место, чтобы переехать в свою вторую столицу; вот продолжение надписи, которую мы уже цитировали: «Затем король возвратился править в город Харихаралаю и туда же был доставлен бог-король; жрец и все его родственники, как и раньше, совершали богослужения. Жрец умер во время этого царствования. Ко­роль умер в городе Харихаралая, где находился бог-король».

Дата смерти Джаявармана II — 854 г., следовательно, его правление продолжалось 52 года. Его смерть была отмечена первой из нововведенных церемоний королев­ского апофеоза: умерший правитель получил посмертное имя Парамешвара, что означает «Властитель над всеми».

Столица Харихаралая была расположена, как уже говорилось, на месте группы Ролуос, в 15 км к югу от Сиемреапа. Некоторые из храмов этой группы, по-ви­димому, совпадают хронологически со временем пребы­вания правителя в своей столице. Что касается место­нахождения королевского дворца, от которого не оста­лось никаких следов, поскольку он был построен из легко разрушающихся материалов, можно с известной долей достоверности поместить его на месте большого четырехугольника, называемого Прей Монти, что и озна­чает «королевский дворец».

Джаяварман II, несомненно, один из великих кхмер­ских королей, основатель династии королей Ангкора. Когда он прочно обосновался в стране, возвратившись из изгнания на Яве, страна находилась в состоянии пол­ной анархии и распалась на множество княжеств, от­носительно которых мы почти ничего не знаем, за ис­ключением разве того, что они скорее теоретически, чем практически составляли два объединения, которые условно назывались Ченла-на-воде и Ченла-на-суше, но не существовали как государства. Много задач стояло перед ним, все одинаково неотложные и взаимосвязан­ные; ему нужно было освободить страну от яванского господства, объединить обе Ченлы, чтобы превратить их в одно реальное государство, создать сильную королев­скую власть, способную управлять страной.

Первая из этих задач не представляла больших трудностей. Династия Шалендров на Яве, занятая сво­ими проблемами, казалось, не интересовалась этим да­леким и не очень прочным протекторатом и не пред­принимала никаких усилий, чтобы его сохранить. Ве­роятно, во время появления в стране Джаявармана II власть династии Шалендров в Камбодже была чисто номинальной, и освобождение страны произошло как бы само собой, без вооруженной борьбы. История сохранила нам только одно воспоминание об этом — про­возглашение правителем независимости страны.

Джаяварман успешно выполнил и последнюю зада­чу. Основав культ бога-короля, он создал прочную ре­лигиозную основу для королевской власти, стал сразу абсолютным монархом, пользующимся властью тем бо­лее неограниченной, что она была божественного про­исхождения.

При прочности королевской власти территория ко­ролевства была невелика, и объединение Ченлы по существу только началось, когда король умер. Ченла-на-воде была совершенно ему неподвластна; в Ченле-на-суше он владел только южной частью, не продвинув­шись на север дальше района Сиемреапа и Кулена, на северо-восток дальше Кампонгчама. Объединение стра­ны проходило не без борьбы. Надпись XI в. упоминает о военных операциях по умиротворению страны. Среди военачальников, возглавлявших этот вторичный захват, называется имя некоего Притхивинарендры, который должен был подчинить район Мальянг, к северу от Баттамбанга, и который отличился, «спалив как огнем войска противника». Не очень-то мирное умиротворе­ние!

Если Джаяварману II и не удалось завершить объ­единения, о котором он. мечтал, все же он его начал и указал своим преемникам путь, по которому нужно сле­довать; более того, для завершения этого он оставил им лучшее из орудий — прочную власть, основанную на культе бога-короля. За одно это можно было бы считать его великим королем, но он сделал больше.

Благодаря настоящей проницательности, достойной бога-короля, Джаяварман II понял будущее значение района Ангкора, одного из самых богатых в стране, с затопляемыми равнинами, которые после проведения осушительных работ превратятся в богатую рисовую житницу, с его озерами с неисчерпаемыми запасами рыбы, достаточными, чтобы прокормить население всей Камбоджи; при этом не следует забывать и исключи­тельное географическое положение района Ангкора, де­лающее его центром связей между бассейнами двух ве­ликих рек Индокитая — Меконга и Менама. Джаявар­ман II сумел выбрать именно этот район для создания здесь своих столиц. Это место вскоре стало сердцем страны кхмеров, очагом ее цивилизации и одним из великолепных средоточий искусства па Дальнем Восто­ке. Джаяварман II вполне заслужил хвалебные стихи, написанные придворным поэтом через пятьдесят лет после его смерти: «Он восседал на головах львов, окру­жавших его трон, его воля была законом для королей, он основал свою резиденцию на вершине горы Махендра и не возгордился всем этим».

Сын Джаявармана II, новый правитель Камбоджи, не оставил следа в истории, нам известно лишь о его увлечении охотой на слонов. Все, что мы знаем о Джая-вармане III (надписи о нем умалчивают),— это то, что он сохранил резиденцию своего отца в Харихаралае. Кроме того, он построил несколько сооружений в райо­не Ангкора, но сделал он немного. После смерти в 877 г. он получил имя Вишнулока.

Индраварман, сменивший его на престоле, по-види­мому, не имел никаких родственных связей со своими предшественниками. В некоторых надписях он упоми­нается как внук и сын двух правителей, имена которых неизвестны. Возможно, они были правителями каких-либо княжеств на границах Ченлы-яа-воде и Чеилы-на-суше, ибо при восхождении на трон, после смерти Джаявармана III, к землям королевства молодым пра­вителем были в качестве дара присоединены обширные владения, включавшие всю равнину Среднего Меконга, район Шамбхупура, современного Самбора, к северу от Кратие. Объединение этих владений с районом озера Тонлесап означало объединение всей Ченлы-на-воде, за исключением небольшого княжества Бхавапура, преж­ней столицы Бхававармана I, местонахождение которой неясно, но которая, вероятно, была расположена к за­паду от Ангкорской равнины, в районе современного Монкол Борея, па границе с Таиландом. Так осуществи­лась мечта Джаявармана II.

Данные эпиграфики не позволяют установить об­стоятельства, способствовавшие расширению королевст­ва Индравармана, правление которого было довольно коротким и, как представляется, мирлым. Однако увели­чение территории действительно произошло, две надпи­си не оставляют на этот счет никакого сомнения. Од­на из них говорит о сооружении шиваитского алтаря в Пном Баянге, в районе Тяудока, на крайнем юге Чен­лы-на-воде, в современном Южном Вьетнаме. Другая, буддийская надпись 886 г., найденная к северо-западу от Убона, севернее Бассака, в современном Лаосе, го­ворит об Индравармане как о правителе. Таким обра­зом, речь шла уже о районе, бывшем среди земель Ченлы-на-суше. Объединение совершалось семимильными шагами!

Сохранив Харихаралаю в качестве столицы, Индра­варман организовал там работы, имевшие огромное зна­чение. В этом песчаном районе орошение является проблемой первостепенной важности для крестьянского населения, Индраварман проявил заботу о нем, соору­див на севере столицы большой бассейн Индратака с запасами драгоценной влаги.

Его религиозные сооружения подтверждают стрем­ление узаконить свое правление, связав его с царство­вавшими ранее двумя предшественниками. В 879 г. он приказал возвести шесть кирпичных башен в Прах Ко, посвященных памяти его предков: деда по мате­ринской линии — Джаявармана II и его жены, обо­жествленных в облике Шивы и Парвати; в 881 г. был построен храм-гора в Баконге, предназначенный для хранения королевской линги Индрешвары,— в этом имени соединилось имя бога Шивы (Ишвара) с именем основателя столицы, «предка» Индравармана.

При Индравармане страна узнала подлинное бла­годенствие и установила дипломатические отношения с различными странами, как об этом сообщает в очень поэтической форме, но безусловно с преувеличениями, брахман Шивасома, духовный наставник Индраварма­на: «Его правление было подобно венку из жасмина на головах гордых правителей Китая, Тямпы и Явы».

Во время правления трех первых королей ангкорской династии, продолжавшегося в течение всего IX в., кхмерское искусство продолжало развиваться. Оно про­ходило промежуточную стадию между так называемым примитивным кхмерским искусством (стиль Самбора, Прей Кхменга и Кампонгпраха), или искусством доангкорского периода Фунани и Ченлы (VII—VIII вв.), и классическим кхмерским искусством периода Ангкора.

В правление Джаявармана II получил развитие стиль Кулен по названию местности Пном Кулен, к северу от Ангкора, где правитель выстроил свою вторую столицу, сохранившую много важных памятников: Прасат Дамрей Крап, О Паонг, Рун Арак, Прасат Неак Та. Все они выстроены из кирпича, с отдельными элементами из песчаника. Кирпичи тщательно притирались один к другому, затем скреплялись раствором, состав кото­рого неизвестен, но который отличался большой проч­ностью, а это видно хотя бы из того, что здания сохра­нились в течение двенадцати веков.

Мы уже знаем, что в соответствии с кхмерскими символами основным элементом храма был алтарь-башня, или прасат — образ горы Меру, центра и оси мира. Сложное расположение величественных ансамб­лей Ангкора с их системой храмов-гор, галерей и кон­центрических оград является результатом длительной эволюции, связанной с углублением религиозной сим­волики и с техническим совершенствованием строи­тельства. Первые кхмерские храмы состояли из простых алтарей-башен, обычно расположенных без всякой си­стемы. Хотя с VIII в. башни некоторых памятников, как, например, северной группы Самбор Прей Кука, уже были расположены в шахматном порядке на общей тер­расе, но это еще было исключением, которое, однако, указывает на то, что архитекторы тогда придавали зна­чение символической симметрии религиозных сооруже­ний. В IX в. симметрическое расположение алтарей-ба­шен на общей террасе стало обычным, а затем уже и обязательным. В храме Дамрей Крап группы Кулена, датированном началом IX в., три кирпичные башни воз­ведены на общем фундаменте.

Одна из особенностей стиля Кулен — то, что в нем ассимилировались яванские и тямские влияния, но в то же время сохранилась орнаментация предшествующих стилей. Двери, образованные перекладиной, поддержи­ваемой колоннами, обрамлены песчаником. Переклади­ны сохранили орнамент из листьев, но сюда добавились изображения маленьких фигурок, помещенных в оваль­ные рамки и представляющих сценки из жизни. По краям перекладин — макары, заимствованные в строи­тельном искусстве Явы. Восьмиугольные колонны опоя­саны орнаментом в виде колец, их грани украшены листвой. Статуи по-прежнему архаической формы, той формы, которой мы любуемся в скульптуре-Харихары в Прасат Андете, хотя они и начинают принимать го­раздо более условный культовый характер. Львы изо­бражаются пока еще вполне натуралистически.

За какие-нибудь тридцать — сорок лет, которые от­деляют пребывание Джаявармана II в Пном Кулене от водворения Индравармана в Харихаралае, произошла эволюция в области архитектуры, вполне достаточная, чтобы отличать новый стиль, так называемый Прах Ко или Ролуос, по современному названию той местно­сти, где находилась древняя столица. Алтари еще сде­ланы из кирпича, стоят на общем фундаменте, но в Ба-конге, самом значительном храме группы Ролуос, кир­пичные башни окружают большой храм-гору из камня, что указывает на появление в строительстве нового ма­териала. Это великолепное сооружение было, несомнен­но, центральным храмом столицы Харихаралаи, вме­стилищем королевской линги и местом, где проходили церемонии, связанные с культом бога-короля.

Кроме такой особенности, этот храм из камня знаменует собой важный этап в развитии принципов строительства кхмерских алтарей. Чтобы отвечать сво­ему символическому назначению и представлять гору Меру, центр мира и обитель богов, алтарь — хранитель королевской линги должен был обязательно находиться на месте, доминирующем над столицей, центром коро­левства. Джаяварману II было нетрудно удовлетворить этому требованию во время строительства первого ал­таря. Архитекторам достаточно было выбрать любой из многочисленных холмов плато Кулен. Другое дело бы­ло в равнинной Харихаралае. Чтобы возместить отсутст­вие естественных возвышенностей и соблюсти принцип, который он сам же выдвинул, Джаяварман II, строя в 881 г. Баконг, задумал воспроизвести в самой архитек­туре храма-горы недостающий холм. При помощи це­лого ряда террас и постепенного уменьшения их по­верхности архитекторы создали искусственную гору Ме­ру, которая поддерживала алтарь королевской линги; от него в настоящее время не осталось следа. Этот спо­соб применялся бесчисленное множество раз в после­дующие века. Так был создан кхмерский классический тип храма-горы.

Соседний храм, храм Прах Ко, который после смер­ти Джаявармана II стал храмом-усыпальницей, также является носителем нового декоративного элемента — изображения стражей храма (дварапалов) и небесных танцовщиц (апсар), которые высекались в глыбах пес­чаника, вделанных в кирпичную стену.

Памятники группы Ролуоса знаменуют конец того, что обычно называют примитивным кхмерским искусством; благодаря усилиям архитекторов сложилось клас­сическое искусство, достигшее расцвета в Ангкоре. То же можно сказать и об усилиях создателей кхмерской империи — Джаявармане II, его сыне Джаявармане III и Индравармане, при которых кхмерская империя воз­никла, чтобы затем достичь своего полного расцвета в правление Яшовармана I, основателя Ангкора, и вели­ких правителей, сменивших его на престоле. Один пе­риод кхмерской истории кончается, другой начинается, чтобы привести империю к апогею ее величия.