Старухи улуса Чат знали, корнями каких травок медленно и незаметно погубить человека, знали как другими кореньями - восстановить душевное спокойствие. Вылечили они Каллиника.
Ты, Никодим, в это время учился в Томском епархиальном училище.
Вернулся в Божий храм отец Каллиник, ежедневно стал проводить в школе уроки закона Божьего, а кроме этого увлёкся пчеловодством. За речкой Стрельней выделили ему крестьяне клок земли между берёзовыми колками. И вот уже много лет, в сенокосную пору, объезжает отец Каллиник на своём ходке сенокосные деляны селян и трубит:
- Бабы, сарыни+", приходите, отец Каллиник мёд качать будет. Да манерки++ прихватите!
... Пастырь Божий, Никодим, от поколения к поколению семья Бальв была домосадной и плодоносной. Одежду носили простую, пищу вкушали необильно. Святолепно сыны от отцов принимали благоверность. Знали своё пастырское дело, славили Господа Бога и возносили вечную славу Отечеству, считая, как от солнца восходит утренняя заря, так и от Отечества - душа православная.
Но есть у тебя сомнения, Никодимушка, а прав ли я, что повествуя тебе о твоих предках, светлые лики выписываю? Прав ли? Поверь мне, душевная и телесная темнота, корысть и злобливость, зависть и стяжательство — от дьявола. А Бальвы были всегда угодны Богу. И ещё знай, от поколения к поколению Бальвы в обличии новое приобретали, но суть оставалась прежней. Как не все святые были смуглы и тощи, так и Бальвы не всегда от поста изнурительным видом смотрелись. Бальвы просветлением дышали, радостью жили, что людям нужны: веселились и душой и телом.
Никодим, что я видел и слышал - тебе передаю, а почему они получились благообразные и добрые, так всё от того, что Богом созданы и веры не теряли.
И ещё, послушай меня, Никодим: «псы и волки», Создателем изгнанные, набросятся на тебя. Жечь, топить, рубить будут тебя. Терпи! Ибо Бог велел терпеть, но душу свою православную вложи в деток своих и продолжай учить, как столетия учили Бальвы: на пакость дьявола в человеческом облике, добром отзываются.
Скоро, очень скоро в семье Щукиных появится новое чадо Господнее. Вот и будет причина помирить род Буткеевых. Про меня, Никодим, им не глаголь, скажи, что узнал их родословную по старым записям прародителей своих. А меня отнеси в деревню Пеньково и вручи Никите Огневу, он са- мый близкий по крови к Гавриле Иванову, что принёс меня в Сибирь. Да, тогда мои краски блестели, как майское солнце, а глаза мои сверкали, не зная ещё человеческих страданий: тогда Московия считала меня покровителем в деле собирания Руси, расширения владений, укрепления Отечества, тогда в меня верили, а будут ли верить потом...
...Губы Святителя Николая онемели, лицо чуть
вытянулось, в открытых глазах скорбь.
Никодим перекрестился, поцеловал
лик Святителя Николая
и произнёс:
- Аминь.
Эпилог
На праздник Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа в деревню Ново-Лушниково прибыл двадцатитрёхлетний священник Никодим Бальва. Обход жителей деревни начал он с крайнего дома. Поздравлял каждого - и молодого, и старого - с праздником, исповедовал, причащал, а немощных и елеосвящал. В обеденное время Никодим появился в доме Ивановых. С радостью принял его Илья Потапович. Поставили на стол уху из стерляди, студень из осетрины, жареную форель. Но Никодим, исполнив треба, сидел, согнувшись, возле стола, косматил свою бороду и ни к чему не притрагивался.
Обижаешь, Никодим. Знаем, почти всю деревню обошёл, но на наш дом мог бы в требухе места оставить. Поди не чужие... Что, совсем плох Каллиник Владимирович?
Никодим не отвечал. Илья Потапович крикнул:
-
Мать, убирай со стола. Вишь, поп волком смотрит. Интересно, и чем это мы его прогневили?
Мать Ильи, как стояла возле русской печи, так и осталась, но тихо произнесла:
-
Как это убирать со стола? Мы ведь ещё не завтракали. И вон, дети с прошлого вечера голодны. Ждали праздника. Никодимушка, сынок, говори пряменько, как твой дед бывалоча: в чём наша вина? А то ведь знаешь: как Преображение Господнее встретишь, так и год проживёшь.
-
Не знаю, мать Наталья, как и начать. Сложное дело. Виню я в том и деде своего Владимира...
- Ну ты, Никодимушка, так не говори при детишках наших. Старших всегда любить и почитать надо. Сам поди этому прихожан учишь, а о деде своём говоришь неуважительно. Царствие ему небесное. Отец Владимир был добрейший, благороднейший и умнейший человек. Вижу, дети, разговор будет сурьёзный. А ну, внучок Александр, бери сестриц и во двор. Малость ещё потерпите.
- У Щукиных Олёна родила сына, - проговорил священник, посматривая на матушку Наталью.
А нам что? - с возмущением крикнул Илья.
- Приглашаю вас пойти в их дом и поздравить с младенцем. -Но мы тут причём? - опять крикнул Илья. - Уж двадцать пять лет ни отец мой, ни я не знаем Щукиных. И говорю тебе, Богом клянусь, порог щукинского дома не переступлю. Нам стыдно от тебя это слышать. Ты, Никодим, иди. Мы тебя не держим. Знать, утробу свою экономишь на щукинское угощение... а нашим брезгуешь. Неумён ты, Никодим, и молод ещё быть пастырем...
-Никодим поднялся, тихо перекрестился, подошёл к Илье Потаповичу, который на двадцать лет был старше его, схватил за правое ухо и стал теребить, а сам шептать:
- Ты с кем, Илья, так разговариваешь? Как с пастырем божьим разговариваешь! С пастырем! Неведомо от чего злость отравила тебе душу; не зная сути, что не поделили старшие, ты клянёшься пред Господом Богом порог щукинского дома не переступать. А что тебе сделали Щукины? Или тебе, матушка Наталья? Вы только зло, зло в душу напустили свою, а доброты лишились! Даже если бы и было что средь стариков ваших в прошлом, давно надо было бы всё забыть. Вы же от одного семени идёте...
- Да отпусти ты ухо моё! - попросил Илья. - Оторвёшь.
Никодим отнял руку, сел на лавку.-
- Узнал я, что семя-то твоё, Илья Потапович, и семя Ивана Щукина от одного корня пошло, от кузнецкого воеводы, капитана Ивана Даниловича Буткеева. Только матери были разные. У Щукиных - Олёна Щукина, а у вас - Арина Буткеева. А спутал ваши фамилии Иван Данилович нарошно, чтобы не погубили злыдни его сыновей Прошку и Брошку. - Замолчал. Перекрестился. - А более подробно я расскажу в доме Щукиных. И при младшем поколении, чтобы знали, дурни, яко по наговору, не разобравшись, не разрывались и не враждовали более.
Илья склонился пред Никодимом, следом с трудом и его старушка мать Наталья, и рядом жена Екатерина.
- Прости, Никодим, - проговорил Илья, - прости. Всё в работе и в работе. . . Ни разу и не подумали: а что мы враждуем? Прости, отец наш. И ты, Господь Бог, прости за мою несдержанность. - Илья посмотрел в красный угол. Перекрестился.
- Умнее сами будем и детям нашим урок. - Илья поднялся, ткнул пальцем в грудь отца Никодима и чётко секанул: - Но и ты, Никодим, виноват. Кому как не вам, пастырям, звено за звеном оставлять бесконечную память поколений, ково крестил, ково венчал, ково мирил, ково в бозы отправлял. А вы долго ещё будете на коленях стоять, - набросился он на женщин. - Быстро из сундуков всё самое лучшее на свет божий, а ты, Никодим, помоги бабам - что младенцу, что роженице, что гостям... Не чужие, знать... А я пойду тройку запрягу. Знать, от одного отца мы пошли?! Вот как...
В конце 1892 года Его Преосвященство епископ Томский и Семипалатинский Макарий отправился по Егорьевскому тракту из Томска в Барнаул. Протоиерею церкви Святителя Николая села Маслянино отцу Евгению предписывалось встретить Его Преосвященство на границе вверенной ему благочинии и сопровождать до границы соседней благочинии.
В день благоверного князя Александра Невского, в схиме Алексия, и других святых, епископ Макарий после торжественной службы трапезничал в доме Бальв. Отец Каллиник прислушивался к тому, что говорил преосвященство невестке. Оказалось, одни комплименты. Он понял, епископ вот-вот приступит к основной теме визита. Так бывало, когда стол готовила матушка Татьяна.
И действительно, прилежно бросив взгляд на благолепие стола, епископ бодрым и чистым голосом произнёс:
- Отец Каллиник, я рад выразить вам своё восхищение сыном, отцом Никодимом. Он милостив ко всем и непорочен, любовно ко всему привязан и благочестивому житию подражателен. В большом восторге я был и остаюсь от матушки Александры. Она есть зерцало наших православных женщин. Но позволь огорчить тебя. Понимаю, не вовремя. Но я более месяца душой переболел, прежде чем предложить это. И перебрал я многих пастырей, но Господь Бог велит мне остановиться на сыне твоём. Второго октября сего года Его Императорское высочество Александр Третий пожертвовал тысячу квадратных саженей земли для возведения часовни в честь Александра Невского, а место отведено на новом починке чад Господних, напротив села Кривощёкова, там где некогда улус Тарлавы располагался. Временно предложил я назвать починок именем благоверного князя Александра, а уж потом люди решат. Предлагаю отцу Никодиму возглавить новый приход. Жду твоего слова, друже Каллиник.
Почти под самый новый 1893 год отправился отец Никодим в починок имени благоверного Александра, попрощался с батюшкой Каллиником, матушкой Александрой, сыном Максимом до весны.
Достарыңызбен бөлісу: |