Editions gallimard мишель Фуко Надзирать и наказывать Рождение тюрьмы Перевод с французского Владимира Наумова под редакцией Ирины Борисовой ad marginem
жүктеу 4.49 Mb.
|
|
402 правонарушений и отбрасывали за пределы закона мно-гих людей, которые в других обстоятельствах не обратились бы к специализированной преступности; именно на фоне новых законов о собственности, а также отказа нести тяжкую воинскую повинность в последние годы Революции развилась крестьянская противозаконность с последующим нарастанием насилия, актов агрессии, краж, грабежей и даже более крупных форм «политического разбоя». И именно на фоне законодательства или слишком строгих правил (связанных с расчетными книжками, пла-той за жилье, рабочим графиком и прогулами) развилось бродяжничество рабочих, очень часто выливавшееся в настоящую делинквентность. Целый ряд противозаконных практик, которые в предыдущем столетии существовали обособленно друг от друга, теперь, видимо, сходятся вме-сте и образуют новую угрозу. На рубеже веков происходит троякое распространение народных противозаконностей (если оставить в сто-роне их количественный рост, который не очевиден и пока не подсчитан): внедрение их в общий политический горизонт; их явная связь с социальной борьбой; установление сообщения между различными формами и уровнями правонарушений. Эти процессы, пожалуй, не достигли полного развития; конечно, в начале XIX века еще не сформировалась массовая противозаконность, одновременно политическая и социальная. Но, несмотря на их зачаточную форму и рассредоточенность, эти процессы были достаточно заметны и послужили причиной великого страха перед плебсом (в целом считавшимся преступным и мятежным), причиной мифа о варварском, аморальном 403 и беззаконном классе, мифа, который от Империи до Июльской монархии преследовал дискурс законодателей, филантропов и исследователей жизни рабочего класса. Именно эти процессы скрываются за целым рядом утверждений, совершенно чуждых уголовно-правовой теории XVIII века. О том, что преступление - не некая склонность, вписанная в сердце каждого человека и выражающаяся в стремлении к извлечению выгоды или в страстях, а почти исключительно удел определенного общественного класса. Что преступники, встречавшиеся некогда во всех общественных классах, теперь выходят «почти все из нижнего ряда общественного порядка»36. Что «девять десятых убийц, воров и негодяев происходят из так называемого социального дна»37. Что не преступление отчуждает человека от общества, но оно само вызывается тем обстоятельством, что человек в обществе как чужой, что он принадлежит к «выродившемуся племени», как говорил Тарже, к тому «испорченному нищетой классу, чьи пороки подобны непреодолимому препятствию перед благородными намерениями, стремящимися его сокрушить»38. Что раз так, то было бы лицемерно и наивно думать, будто закон установлен для всех и ради всех. Что разумнее было бы признать, что он создан для немногих и введен для того, чтобы нажимать на других. Что в принципе он обязателен для всех граждан, но распространяется главным образом на самые многочисленные и наименее образованные классы. Что, в отличие от политических или гражданских законов, уголовные законы не применяются ко всем равным образом39. Что в судах не общество в целом судит своего члена, а одна общественная ка- 404 36 Ch. Comte, Traite de legislation, 183, p. 49. 37 H. Lauvergne, Les Forcatt, 1841, p. 337. 38 E. Bure, De la misere des classes laborieuses en AngUtcm et en France, 1840, t. II, p. 391. 39 P. Rossi, Traitide droit penal, 1829, t. I, p. 32. тегория, заинтересованная в порядке, судит другую, преданную беспорядку: «Посетите места, где судят, заточают, убивают... Поражает одно обстоятельство: везде вы увидите два совершенно различных класса людей, один из которых всегда восседает в креслах обвинителей и судей, а другой занимает скамью подсудимых». Это объясняется тем фактом, что последние, не имея достаточных средств и образования, не умеют «удержаться в рамках правовой честности»40. Так что даже язык закона, который считается универсальным, в этом отношении неадекватен. Для того чтобы быть эффективным, он должен быть обращением одного класса к другому, привыкшему к другим мыслям и даже словам: «Как нам, с нашим притворно добродетельным, пренебрежительным, отягощенным формальностями языком быть понятными для тех, кто слышал одно только грубое, бедное, неправильное, но живое, искреннее и сочное просторечье рынков, кабаков и ярмарок... Какой язык, какой метод надо применить при составлении законов, чтобы эффективно воздействовать на необразованный ум тех, кто чаще уступает соблазну преступления?»41 Закон и правосудие не колеблясь провозглашают свою неизбежную классовую несимметричность. Если так, то тюрьма, якобы «терпя поражение», на самом деле не бьет мимо цели. Напротив, она попадает в цель, поскольку вызывает к жизни одну особую форму противозаконности среди прочих, противозаконность, которую она способна вычленить, выставить в полном свете и организовать как относительно замкнутую, но проницаемую среду. Тюрьма способствует установлению 405 " Ch. Lucas, De la reforme Japrisons, t. II, 1838, p. 82. 41 R Rossi, be. cit., p. 33. видимой, открытой, заметной противозаконности, неустранимой на определенном уровне и втайне полезной, одновременно строптивой и послушной. Она обрисовывает, изолирует и выявляет одну форму противозаконности, как бы символически резюмирующую все прочие ее формы, позволяя оставить в тени те, которые общество хочет - или вынуждено - терпеть. Эта форма есть, строго i говоря, делинквентность. Не надо усматривать в делинк-> вентности самую интенсивную, самую вредную форму противозаконности, форму, которую уголовно-правовая машина должна пытаться устранить посредством тюремного заключения по причине ее опасности; скорее, она -проявление и следствие системы исполнения наказания (в частности, заключения), позволяющей дифференцировать, приспосабливать и контролировать противозаконности. Несомненно, делинквентность — одна из форм противозаконности; конечно, она коренится в противозаконности; но она представляет собой противозаконность, которую «система карцера» со всеми ее разветвлениями захватила, фрагментировала, изолировала, пропитала собой, организовала и замкнула в определенной среде, придав ей инструментальную роль по отношению к другим противозаконностям. Словом, юридическая оппозиция противополагает законность и противозаконную практику, а стратегическая оппозиция — противозаконности и делинквентность. Утверждение о том, что тюрьме не удалось уменьшить число преступлений, следует заменить, пожалуй, следующей гипотезой: тюрьма вполне преуспела в производстве делинквентности, особого типа, политически и экономи- 406 чески менее опасной — а иногда и полезной — формы противозаконности; в производстве делинквентов, казалось бы маргинальной, но на самом деле централизованно контролируемой среды; в производстве делинквента как патологического субъекта. Успех тюрьмы в борьбе вокруг закона и противозаконностей состоит в том, что она устанавливает «делинквентность». Мы видели, как система карцера заменила правонарушителя «делинквентом», а также «пришпилила» к судебной практике весь горизонт возможного знания. И этот процесс, что создает делинквентность в качестве объекта, составляет одно целое с политической операцией, которая разъединяет противозаконности и отделяет от них делинквентность. Тюрьма — шарнир, соединяющий эти два механизма; она позволяет им беспрерывно усиливать друг друга, объективировать позади правонарушения делинквентность, укреплять делинквентность в движении противозаконностей. Успех тюрьмы настолько велик, что и через полтора века «провалов» тюрьма продолжает существовать, производя те же результаты, и мы испытываем сильнейшие угрызения совести, когда пытаемся ее низвергнуть, ***
Наказание в форме заключения производит — отсюда, несомненно, его долговечность — замкнутую, отделенную и полезную противозаконность. Циркуляция делинквентности, видимо, не является побочным продуктом тюрьмы, которая, наказывая, не преуспевает в исправлении; скорее, она - прямое следствие уголовно-исполнитель- 407 ной системы, которая, для того чтобы управлять противозаконными практиками, вовлекает некоторые из них в механизм «наказание-воспроизведение», где заключение — одна из основных деталей. Но почему и как тюрьма участвует в производстве делинквентности, с которой она призвана бороться? Формирование делинквентности, образующей своего рода замкнутую противозаконность, в действительности имеет ряд преимуществ. Прежде всего, ее можно контролировать (посредством выслеживания людей, внедрения в группы, организации взаимного доносительства): ведь вместо колеблющейся, беспорядочной массы населения, от случая к случаю совершающей противозаконности (грозящие распространиться), или численно размытых шаек бродяг, что захватывают в свои ряды, в скитаниях с места на место и в различных обстоятельствах, безработных, нищих, уклоняющихся от воинской повинности и иногда разрастаются (как это произошло в конце XVIII века) до такой степени, что становятся грозной силой, чинящей грабежи и смуты, - вместо них образуется довольно небольшая и замкнутая группа индивидов, которых удобно держать под постоянным надзором. Кроме того, поглощенную собой делинквентность можно направить в русло менее опасных форм противозаконности: удерживаемые под давлением контроля на краях общества, обреченные на жалкие условия существования, не имеющие связей с населением, которое могло бы их поддержать (как бывало некогда с контрабандистами или некоторыми формами бандитизма42), делинквенты неизбежно отступают к локализованной преступности, не пользу- 408 "См.: Е. J. НоЫЬппЯ, Us Bandits, 1972. (Пер. на франц. яз.) ющейся особой поддержкой населения, политически безвредной и экономически ничтожной. И эта сосредоточенная, контролируемая и обезоруженная противозаконность безусловно полезна. Она может быть полезна по отношению к другим противозаконностям: изолированная от них, обращенная на собственные внутренние организации, ориентированная на насильственные преступления, первыми жертвами которых часто оказываются бедные классы, зажатая со всех сторон полицией, получающая большие сроки с последующей неизменно «специализированной» жизнью, делинквентность — этот чужой, опасный и часто враждебный мир — блокирует или по крайней мере удерживает на довольно низком уровне обычные противозаконные практики (мелкие кражи и насилия, повседневные нарушения закона); она не дает им принять более широкие, более очевидные формы, словно действенность примера, ожидаемую некогда от зрелищных публичных казней, теперь ищут не столько в строгости наказаний, сколько в зримом, заметном существовании самой делинквентности: отличая себя от других распространенных противозаконностей, делинквентность служит их обузданию. Но делинквентность допускает также и другое непосредственное применение. Приходит на ум пример колонизации. Однако это не самый убедительный пример. Действительно, хотя в период Реставрации и Палата депутатов, и генеральные советы многократно требовали высылки преступников, они хотели, в сущности, облегчить финансовые тяготы, связанные с содержанием аппарата заключения. И несмотря на все проекты, выдвинутые при 409 Июльской монархии и предполагающие возможность участия делинквентов, недисциплинированных солдат, проституток и сирот в колонизации Алжира, закон 1854 г. формально исключил эту колонию из числа колониаль-ных каторг; фактически, высылка в Гвиану или позднее в Новую Каледонию не имела реального экономического значения, несмотря на то что осужденных обязывали оставаться в колонии, где они отбыли наказание, количество лет, равное отбытому сроку (а в некоторых случаях -всю оставшуюся жизнь)43. По сути дела, использование делинквентности как среды одновременно обособленной и управляемой имело место главным образом на краях законности. Иными словами, в XIX веке создается также своего рода подчиненная противозаконность, организация которой как делинквентности, со всем вытекающим отсюда надзором, обеспечивает гарантированное послушание. Делинквентность, укрощенная противозаконность, есть агент противозаконности господствующих групп. В этом плане характерна организация сетей проституции в XIX веке44: постоянный полицейский контроль за здоровьем проституток, регулярное заключение их в тюрьму, крупномасштабное устроение домов терпи-мости, четкая иерархия, поддерживавшаяся в среде проституции, контролирование ее осведомителями из числа делинквентов — все это позволяло направлять ее в нужное русло и получать благодаря целому ряду посредников ог-ромные прибыли от сексуального удовольствия, которое все более настойчивое повседневное морализирование обрекало на полуподпольное существование и, естественно, делало дорогим; устанавливая цену удовольствия, 410 " Относительно проблемы высылки см.: Е de Barbe Marbois, Observations sur Us votes de 41 conseib gencmux, и дискуссию между Блоссевилем и Ла Пиложри (по поводу Ботани Бэй"). Бюрэ, полковник Маренго и Л. де Карнэ, как и некоторые другие, вы-двигали планы колонизации Алжира силами делинквентов. 44 Одним из первых эпизодов стала организация под контролем полиции домов терпимости (1823 г.), что выходило далеко за рамки положений закона от 14 июля 1791 г. о контроле в публичных домах. См. об этом собрания рукописных документов полицейской префектуры (20-26), в частности циркуляр префекта полиции, датированный 14 июня 1823 г.: «Учреждение домов терпимости, естественно, не понравится любому, прибыль с подавленной сексуальности и получая эту при-быль, среда делинквентности действовала заодно с корыстным пуританством: как незаконный сборщик налогов с противозаконных практик45. Торговля оружием, нелегальная продажа спиртных напитков в страны, где действует «сухой закон», и, ближе к нам, торговля наркотиками — тоже род этой «полезной делинквентности»: существование законного запрета создает поле противозаконных практик, и его можно контролировать, извлекая из него незаконную прибыль, посредством элементов, которые сами по себе противозаконны, но сделались управляемыми благодаря их организации как делинквентности. Эта организация есть инструмент для управления противоза-конностями и их эксплуатации. Она является также инструментом противозаконности, которой окружает себя само отправление власти. Политическое использование делинквентов — как осведомителей и провокаторов — было широко распространено задолго до XIX века46. Но после Революции эта практика приобрела совсем другой масштаб: внедрение в политические партии и рабочие объединения, вербовка голово-резов для борьбы с забастовщиками и бунтовщиками, организация специальной полиции - действовавшей в прямой связи с легальной полицией и способной, если потребуется, стать своего рода параллельной армией, -вся внеправовая деятельность власти обеспечивалась отчасти массой подручных, образованной делинквентами: тайной полицией и резервной армией власти. Видимо, во Франции эти практики получили полное развитие в эпоху Революции 1848 г. и с захватом власти Луи-Наполео- 411 кото волнует общественная нравственность; меня не удивляет, что комиссары полиции всеми силами противодействуют организации таких домов в их кварталах... Полиция уверена, что она весьма содействовала бы общественному порядку, если бы удалось ограничить проституцию домами терпимости, на которые она может оказывать постоянное и равномерное воздействие и которые не могут укрыться от надзора». к Книга Паран-Дюшатле (Parent-Duchatelet, Prostitution a Paris, 1836) подтверж-дает наличие связи между делинквентностью и проституцией, приветствуемой полици-ей и карательными институтами. Итальянская мафия, «пересаженная» в Соединенные Штаты и используемая как для извлечения незаконных прибылей, так и в политичес- ном47. Таким образом, делинквентность — опирающаяся на систему наказания, сосредоточенную вокруг тюрьмы, — представляет собой отвод противозаконности в незаконное круговращение прибыли и власти господствующего класса. Организация обособленной противозаконности, замкнутой делинквентности, была бы невозможна без развития полицейского надзора. Общий надзор за населением, бдительность — «немая, таинственная, неуловимая... око правительства, всегда открытое и следящее за всеми гражданами без различия, но не подвергающее их никакому принуждению... Незачем вписывать его в закон»48. Надзор за конкретными индивидами, предусмотренный кодексом 1810 г., за бывшими осужденными и всеми людьми, представшими перед судом по серьезному обвинению и признанными представляющими новую угрозу общественному покою. Но и надзор за кругами и группами, опасными с точки зрения осведомителей, которые почти все являлись бывшими делинквентами и как таковые подлежали полицейскому надзору: делинквентность, один из объектов полицейского надзора, служит также одним из его излюбленных инструментов. Все эти виды надзора предполагают организацию иерархии, частично официальной, частично тайной (в парижской полиции последнюю представляла главным образом «служба безопасности», включавшая в себя, помимо «открытых агентов» — инспекторов и капралов, — «тайных агентов» и осведомителей, движимых страхом перед наказанием или желанием получить вознаграждение)49. Они предполагают также создание системы документации, главная задача кото- 412 ких целях, — прекрасный пример подчинения и использования противозаконности народного происхождения. "' Об этой роли делинквентов в полицейском и особенно политическом надзоре см. в исследовании Лемэра. «Осведомители» — люди, которые «рассчитывают на снисходительность и милость к себе»; обычно - «негодяи, выдающие других, еще больших негодяев. Кроме того, человека, чье имя однажды попало в полицейский журнал, уже не упускают из виду». 47 К. Marx, Le 18 Brumaire de Louis-Napoleon Bonaparte, Ed. Sociales, 1969, p. 76-78. рой — выявление и идентификация преступников: обяза-тельное описание преступника прилагается к ордерам на арест и постановлениям судов присяжных, описание заносится в тюремные реестры, копии реестров судов присяжных и судов упрощенного производства каждые три месяца отправляются в министерства юстиции и генеральной полиции; несколько позже в министерстве внутренних дел создаются организованные в алфавитном порядке «картотеки правонарушителей», где резюмируются вышеупомянутые реестры; приблизительно в 1833 г., по аналогии с методом «натуралистов, библиотекарей, купцов, дельцов», начинают использовать систему карточек или индивидуальных бюллетеней, позволяющих без труда добавлять новые данные и в то же время находить по фамилии разыскиваемого преступника все относящиеся к нему сведения50. Делинквентность - поставляя тайных агентов, а также обеспечивая повсеместное проникновение полиции — является инструментом постоянного надзора за населением: аппаратом, позволяющим контролировать посредством самих делинквентов все общественное поле. Делинквентность действует как политическая обсерватория. В свою очередь, много позднее чем полиция, ее стали использовать статистики и социологи. Но такой надзор мог осуществляться лишь в соединении с тюрьмой. Ведь тюрьма облегчает надзор за индивидами, когда они выходят на свободу: она позволяет вербовать осведомителей и умножает число взаимных доносов, способствует взаимным контактам правонарушителей, ускоряет организацию среды делинквентов, замкнутой на самой себе, но легко контролируемой; и все след- 413 48 A. Bonneville, Des institutions complementaires du systeme penitcncier, 1847, p. 397-399. 49 См.: Н. A. Fregier, La Classes ctangereuses, 1840, t. I, p. 142-148. ™ A. Bonneville, De la recidive, 1844, p. 92-93. Появление карточки и создание гуманитарных наук: еще одно изобретение, не удостоившееся внимания историков. ствия того, что бывший заключенный не получает обратно свои права (безработица, запрет на проживание, вынужденное проживание в установленных местах, необходимость отмечаться в полиции), позволяют без труда принудить его к выполнению определенных задач. Тюрьма и полиция образуют парный механизм; вместе они обеспечивают во всем поле противозаконностей дифференциацию, отделение и использование делинквентности. Система полиция—тюрьма выкраивает из противозаконностей «ручную» делинквентность. Делинквентность, со всей ее спецификой, является результатом этой системы, но становится также ее колесиком и инструментом. Итак, следует говорить об ансамбле, три элемента которого (полиция, тюрьма, делинквентность) поддерживают друг друга и образуют непрерывное круговращение. Полицейский надзор поставляет тюрьме право-; нарушителей, тюрьма преобразует их в делинквентов, которые являются предметом и помощниками полицейского надзора, регулярно возвращающего некоторых из них в тюрьму. Никакое уголовное правосудие не преследует всех противозаконных практик; иначе, используя полицию в качестве помощника, а тюрьму — как инструмент наказания, оно не оставляло бы неассимилируемого осадка «делинквентности». Уголовное правосудие следует рассматривать, скорее, как инструмент дифференцирующего контроля над противозаконностями. В этом отношении уголовное правосудие играет роль правового гаранта и принципа передачи. Оно — «переключатель» в общей экономии противозаконностей, другими элементами ко- 414 51 Сопротивление законников, не желавших исполнять роль надзирателей, подтверждается многочисленными свидетельствами, причем весьма ранними, еще времени реставрации (прекрасное доказательство того, что такого рода функционирование судебного аппарата отнюдь не является феноменом и реакцией последнего времени). В частности, определенные проблемы были связаны с ликвидацией или, скорее, новым использованием наполеоновской полиции. Но эти трудности сохранялись и впоследствии. См. речь Беллейма, произнесенную в 1825 г. при вступлении в должность; он по- торой (не подчиненными правосудию, но равными ему) являются полиция, тюрьма и делинквентность. Посягно-вение полиции на правосудие и сила инерции, противопоставляемая правосудию тюремным институтом, - не новость, но и не следствие склероза или постепенного смещения власти; это структурное качество, характеризующее механизмы наказания в современных обществах. Юристы и судьи могут говорить что угодно, но уголовное правосудие со всем его зрелищным аппаратом призвано удовлетворять повседневные запросы машины надзора, наполовину погруженной в тень, где происходит сцепление полиции и делинквентности. Судьи - служащие надзора51, причем не очень строптивые. Насколько могут, они способствуют образованию делинквентности, т. е. дифференциации противозаконностей, контролю, подчинению и использованию некоторых из этих противозаконностей противозаконностью господствующего клас-са. Об этом процессе, происходившем в первые тридцать-сорок лет XIX столетия, свидетельствуют два персонажа. Прежде всего, Видок*. Он был человеком старых противозаконностей52, Жилем Блазом** на другом конце века. Но Видок быстро скатился к худшему: неуживчивости, авантюрам, надувательствам (обычно он сам и оказывался их жертвой), дракам и дуэлям. Он много раз вербовался в армию и дезертировал, имел дело с проституцией, картами, карманными кражами, а затем и вооруженным разбоем. Но почти мифическое значение Видока в глазах совре-менников объясняется не этим его, возможно приукрашенным, прошлым и даже не тем фактом, что впервые в 415 пытался отмежеваться от своих предшественников: «Законные пути открыты нам... Взращенные в школе закона, получившие образование в школе столь достойного судебного ведомства... мы - помощники правосудия...» (см.: М. de Belleyme, Hisloire de /'Administration); см. также весьма интересный памфлет: de Molene, De 1л liberte. 52 См. Memoires, опубликованные под его именем, и Histoire de Vidocq raconteepar lui-meme. Каталог: files files -> Симон маркиш files -> Падение Трои Пьеса в 5-ти действиях files -> Қазақстан Республикасы Қорғаныс министрінің 2016 жылғы 22 қаңтардағы №35 бұйрығымен бекітілген тиісті деңгейдегі білім беру бағдарламаларын іске асыратын Қазақстан files -> График предоставления респондентами первичных статистических данных по общегосударственным статистическим наблюдениям в июне 2013 года Достарыңызбен бөлісу:
|