СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ КОРОЛЯ АЛЕКСАНДРА

Народ его должен был справедливо гордиться именем Монар­ха, Воина и Строителя, и Покровителя знания и художества. Сре­ди всех трудов своих Король всячески заботился о народном про­свещении. Еще недавно он отдал дворец свой под музей. Еще не­давно он звал к изысканиям науки и поощрял исследования древ­них наследий своего народа.

Как бы люди ни горевали о потере его, все же еще недоста­точно можно оценить незаменимую утрату. Невозможно пред­ставить себе все те необыкновенные сочетания, вместившиеся в личность Короля Александра. Дух его закалялся в горниле неповторенных мировых трагедий. Он вел героическое войско, с которым разделял трудности войны и похода. Он самоотвержен­но принял на себя все бремя государственной ответственности. Когда стране угрожало разделение — именно он принял на себя всю тяжесть единоличных обязанностей. Он находил светлое строительное слово и во дворце, и в хижине. Он всегда помнил о России в самых прекрасных и трогательных выражениях. Он не только хотел добра, но и творил его на всех путях своих. Как отец народа, он ходил среди народа, и от молодости он был героем. Под этим редким величественным знаком прошел он свой путь земной. Много слез проливается о Короле-Герое, мно­го сердец трепещут в сознании, что среди нас, среди тьмы и смущений проходил этот светлый вождь. И содрогается сердце от того, что не уберегли его. Когда что-то еще не ушло, тогда люди думают об этом легко, но когда переступается невозврати­мая грань, то со всей болью мы можем лишь твердить о том, что не уберегли такое светлое явление.

Не только для своего народа он будет самым светлым, незатемненным воспоминанием. И в былинах и в звучных песнях со­хранится память о Герое-Рыцаре. Не менее нестираемо будет жить имя Короля Александра и в сердцах русских. Память о нем будет новым крепким залогом славянского единения. Пусть не ду­мают те, которым такое единение не по сердцу, что с телесным уходом кончается и духовное воздействие. Наоборот, духовная связь и укрепляется духом. И потому память о короле Александре всегда будет живым залогом славянских взаимопониманий. Как бы ни были удалены на разных материках сердца славянских наро-

53
дов, в них всегда пробуждается несказуемая искра единства, и при встрече самые незнакомые люди, узнавая взаимное славянство, просветленно говорят друг другу: «Брат!»

Беда случилась в славянстве: Герой славянства ушел. Но зву­чит его постоянный светлый завет, что без одной славянской стра­ны не будет и другая. Молодежь будет помнить, как свято покой­ный Король хранил заветы славянства, как он почитал знание и красоту и как он строил в великом труде.

Вместе с простой почтой приносили незаказное небольшое письмо, где говорилось: «Король Александр пишет». Так просто, так человечно и так глубоко просвещенно заботился Король и на­ходил время, чтобы лично оповестить, пригласить или предложить посетить святыни Югославии. Помню, как загорался президент Югославской Академии Мануйлович, как только начинал говорить о Короле Александре. А сенатор Мажуранич или старый дипломат Спалайкович, или славный ваятель Югославии Местрович и мно­гие разные по характерам люди, всегда одинаково вспыхивали они, говоря о Короле Александре, о его словах, о его решениях и ободрениях.

Темная рука злодея нарушила славный путь Строителя. Злая воля еще раз вторгнулась в дела Света. Каждый героический об­лик напоминает людям о том, что среди обыденной жизни нашей возможны славные дела. Думаю о прекрасном жизненном подвиге Короля Александра, пусть еще раз помыслим все мы о единении, о том взаимном доверии и сотрудничестве, которое позволяет нам охранить истинные духовные ценности. Будут стоять памятники Королю Александру. И не холодный металл, но горячее сердце ге­роя будет светить человечеству надолго. Будут посвящены Королю Александру многие книги, полные трогательности и величествен­ности фактов и воспоминаний. И старое и молодое поколение глу­боко почувствуют неугасаемую близость этого прекрасного и вели­чественного духа.

Благословенны светлые герои!

54
КОРОЛЬ АЛЬБЕРТ

Имя короля Альберта, весь его творческий подвиг во благо своей страны, его военное геройство, его широкие взгляды и глу­бокое доброжелательство всегда были для меня драгоценными. По­истине радостно и в наши смущенные времена иметь перед собою такой ясный облик героя-рыцаря без страха и упрека, блестяще прошедшего всю свою жизнь в неустанных трудах к процветанию народа.

Знаменательно, когда культурное, просветительное учрежде­ние имеет такое прямое основание быть навсегда связанным с именем славного героя. Король Альберт находил время вникать в самые разнообразные нужды народного строительства. При всей своей огромной работе он всегда имел время заслушать и выра­зиться обо всем достойном.

В архивах нашего Учреждения в Брюгге имеется веществен­ное доказательство благожелательства покойного короля к нашему Пакту. Председатель Тюльпинк справедливо поминает это обстоя­тельство в своем приветствии ко дню третьей международной кон­венции в Вашингтоне. Вместе с нашим Бельгийским Комитетом во всей радости сердца мы сливаемся в почитании незабвенного име­ни короля Альберта. Одушевляемся тем, что на щите Учреждения будет это достойнейшее, незабвенное имя.

Государства должны иметь полную возможность к тому, чтобы на щитах их учреждений, посвященных Культуре, были бы запе­чатлены имена их государей, их вождей, их глав, ведших народ по трудному и благому пути истинного преуспеяния. Счастливы те государства, которые в полной справедливости могут это сделать. Там, где по справедливости во главе всего может стоять имя гла­вы, короля, вождя на всех путях жизни, там образуется импульс к следованию в грядущее.

Весть о безвременной кончине короля Альберта настигла нас в поезде около Генуи. Она показалась нам совершенно неприемле­мой. Мы не могли вместить, чтобы уже ушел из мира такой герой, одно имя которого уже обязывало к утверждению подвига созидательства, которому покойный король так беззаветно был предан. Ведь ушел не просто добрый, высокообразованный человек. Ушел герой, а героев сейчас так немного.

Человечество должно беречь своих героев. Также должно оно беречь и память о них, ибо в ней уже будет здоровое, созидатель-

55
ное вдохновение. Жизнь уныла без героя. Тем ценнее, если такие герои не только имеются на страницах преданий, переходя в бо­жественные мифы, но они оказываются посланными и в наше вре­мя. Они трудятся, создают и борются за благо в эти дни. Люди могли их видеть. Множество соратников могли ощущать прикосно­вение ободряющей руки и слышать зовущее слово. Не оставлены и наши времена. Имя короля Альберта останется в ряду этих несом­ненных героев, так нужных не только своей стране, но для чести и достоинства всего человечества.

Героизм — не самость. Героизм есть истинный альтруизм. В героизме живет и сияет самоотречение и самопожертвование. Сла­ва сопутствует герою, но она является не умышленным надписанием, но естественным гербом его славного щита.

В марте 1914 года мною была закончена картина «Зарево». На фоне бельгийского замка около изваяния бельгийского льва на страже стоял в полном вооружении рыцарь. Все небо уже бы­ло залито кровавым, огневым заревом. На башнях и окнах ста­рого замка уже вспыхивали огненные иероглифы. Но благород­ный рыцарь бодрствовал в своем несменном дозоре. Через четы­ре месяца все уже знали о том, что этот благородный рыцарь, конечно, был сам король Альберт, охранивший достоинство бельгийского льва.

И еще раньше, когда мне приходилось бывать в древнем Брюгге, мы уже слышали столько задушевных рассказов о коро­левской семье. Старая кружевница, говоря о чудесных придвор­ных кружевах, тут же сказывала и сердечное слово о самом ко­роле, королеве, о их семье, такой простой, доступной, милой на­родному сердцу. Много знаков о Бельгии прошло передо мною. И не было в них ни разу какого-либо отемнения великого имени короля. Разве это не замечательно? Разве не знаменательно это для иностранца, который на путях своих мало ли что мог бы ус­лыхать? Но можно свидетельствовать лишь доброе. И это будет нерушимой радостью, связанной с именем короля Альберта и его семьи.

И сейчас в пустыне Монгольской тоже является радость иметь возможность записать эти слова. Ведь в каждом добром начерта­нии уже есть нечто зовущее, объединяющее и открывающее серд­це. Мы должны быть признательны герою, который подвигом сво­им помогает нам открыть сердце и дружелюбно посмотреть в глаза соседа.

56
СУДЬБА

Вглядываясь в эту логическую во всех своих перипетиях тра­гедию, постигаешь и ее внутреннюю гармонию. В ужасном финале этой жизни человека, когда видишь Рембрандта больным стари­ком, оставленного всеми, предающегося вину, живущего в нищете, то содрогаешься, но и понимаешь, что такой конец был самым ве­личественным, самым достойным для гения. С точки зрения ка­кой-то Высшей Справедливости — более достойным и прекрас­ным, нежели чума столетнего богача Тициана, нежели прощание Рубенса с красавицей женой и переутомление Веласкеса придвор­ными обязанностями. Рембрандт «сподобился мученического вен­ца» и, вопреки рассудку, видишь в этом высшую награду».

Во многом Александр Бенуа находил глубокие характеристи­ки, но в этом суждении о судьбе Рембрандта, о мученическом вен­це, о красоте вопреки рассудку, он дал еще одно свидетельство глубочайшего суждения. «Вопреки рассудку» — это простое и убе­дительное выражение, наверное, многим казалось и неуместным и неопределенным. Тягостные дни телесного Рембрандта и Франса Гальса для многих никак не покажутся апофеозом достойным.

Придворное рыцарство Ван Дейка, наверное, кому-то кажется замечательным завершением великого художника. Но за этими внешне блестящими завершениями кажутся и другие, сияние ко­торых настолько насыщено, что не каждый глаз различит его. Со­вершенно так же электрическая искра в своем чрезвычайном на­пряжении делается уже недоступной человеческому глазу.

Как-то обсуждалась судьба Жанны д'Арк. Собеседники стара­лись предположить, какой именно завершающий аккорд явился бы самым сияющим для светлой воительницы. Делались разные пред­положения. Доходило до того, что кто-то видел ее королевою Франции. Но после всяких примерных суждений пришли к тому, что сужденный превышним законом аккорд был самым незабывае­мо величественным. Конечно, никто не забудет и не оправдает предательство судей Жанны д'Арк. Так же точно никто не будет

57

отстаивать тех квазизнатоков искусств, которые осудили ныне знаменитый «Ночной дозор» Рембрандта или его не принятую ра­тушей картину, ныне являющуюся драгоценным достоянием Коро­левского музея в Стокгольме.

Лишь бы только знать о путях несказуемых и гореть понима­нием их. Тот же Рембрандт мог закончить старьевщиком или гла­вою местной гильдии, или капитаном стрелкового общества. Мало ли какой благополучный, с обычной точки зрения, конец можно бы приложить к Рембрандту. Ведь был он собирателем, а от соби­рателя до старьевщика путь не так уж сложен. Был он богатым домовладельцем — по времени мог приумножить всякую недвижи­мую собственность. Мало ли кем он мог быть и «покойно» почить в пределах города. Но этого не должно было случиться по закону нереченному. Ценности, выраженные Рембрандтом, были оценены на каких-то совсем других весах — невидимых.

Жанна д'Арк могла остаться сельской провидицей, могла про­рочествовать и исцелять. Могла окончить работу почитаемой абба­тисой, а не то и уважаемой гражданкой. Ко всему были пути. Но великий Закон должен был в ней найти еще одно светлое свиде­тельство Истины. Пламень ее сердца, пламень костра — венец пламенный, все это далеко поверх обычных законов. Даже поверх обычного воображения человеческого.

Люди говорят о судьбе. Из каких же замечательных звеньев складывается так называемая судьба? От мирного стада до костра пожирающего. От верха благополучия до высшего испытания ни­щетой. Какими же человеческими формами высказать такие высо­чайшие построения? Высказать-то их и нельзя, но можно почувст­вовать, ибо в них заключены светлые вехи нового мира.

Конфуций, так часто и непонятый и гонимый, заповедовал: «Когда мы наблюдаем явления, мы можем достичь знания; когда мы достигли знания, мы приобрели доброе желание; когда мы приобрели доброе желание, сердце очищается, человек становится культурным; когда человек делается культурным, порядок царит в его семье; порядок царит и в его стране; когда же порядок будет царить в каждой стране, тогда и мир воцарится во всем мире».

58
Тоже как бы простой путь. От обычного проявления и до мира всего мира. В таком пути, при всей его неоспоримости, сказывает­ся очень высокий и далеко не всем доступный мировой закон. То­же о каких-то судьбах говорит этот закон, сказывает языком не­земным. Каждый человек, каждый член семьи человеческой несет на себе ответственность за мир всего мира. Никто не имеет права сложить с себя высокую и прекрасную обязанность добротворчест­ва. Никто не имеет права сожигать Жанну д'Арк. Кому дано пра­во унизить Рембрандта? В сложных для земного глаза судьбах звучат законы и высокие, и требующие особых выражений.

Нищета Рембрандта — величественна. Костер Жанны д'Арк — прекрасен. Тернии Конфуция — поучительны. Терновый великий Венец ведет мир.
3 августа 1935 г. Н. К. Рерих. Врата в Будущее. Рига, 1936

Тимур Хада

59

«И ЭТО ПРОЙДЕТ»

Ведь все нуждается в упражнении. Требуются какие-то крем­ни, от которых могли бы получаться искры. Часто говорится о не­возможности перенести что-либо. Всякий, не испытанный в терпе­нии, конечно, может запнуться даже за маленькие ступени. Иску­шения терпения всегда будут и учебниками терпимости, и вмеще­ния. Ведь что же может быть плачевнее, нежели человек нетерпи­мый, не умеющий вместить. Ведь вместить — значит понять, а понять — значит простить.

Испытание искренности также весьма поучительно. Искрен­ность будет тою же самою непосредственностью, которая всегда необходима, лишь бы она была подлинною. Всякое лицемерие бу­дет противоположно прямоте. Прав тот, кто действительно приле­жит основам добрым и устремляет все свое сознание, чтобы по­нять эти основы в их непреложной, первичной полноте.

Можно видеть, как в самые высокие положения, иногда в ве­ках вкрадывалась условность и чья-то нетерпимость. Но там, где нетерпимость, там легко могли зарождаться и злоба, и осуждение. Множество величайших примеров нам указует, что самоотвержен­ные подвижники не знали злобы, нетерпимости и всяких разлага­ющих невежеств. Следует идти тем путем, который так прекрасно рассказан в высоких обликах, ведущих человечество.

Вы пишите, что учитесь терпению, но имея перед собою мно­гие примеры терпения, Вам легко преисполняться терпением не­сокрушимым. Сколько новых пониманий и расширений сознания принесет за собою водворенное терпение. Будет оно вовсе не стра­дальческим терпением, но светлою радостью вмещения и понима­ния.

Тепло и хорошо пишете Вы о близких Ваших. В письме Ва­шем не остается места для каких-либо осуждений. И это так хоро­шо, и так нужно. Именно нужно, чтобы для осуждений и места бы не оставалось. Столько бы добра привлекло к себе внимание, что от искры этого блага тьма просто рассеялась бы. По завету, конечно, оружие Света должно быть и в правой, и в левой руке, всегда готовое рассеять тьму. И мужество должно быть всегда на­лицо, чтобы не отступить там, где во славу добра можно совер­шить подвиг.

Слова «подвиг» почему-то иногда боятся и иногда избегают. Подвиг не для современной жизни, так говорят боязливые и ко-

60
леблющиеся, но подвиг добра, во всем всеоружии, заповедан во всех веках. Не может быть такого века, такого года и даже такого часа, в течение которого подвиг мог бы быть неуместным. Добро­творчество настолько необозримо, что во всех видах своих может быть выполнено ежечасно. В своем неукротимом течении это бла­гое творчество заполнит все время, воспламенит все помыслы, из­бавит от утомления. Заметив темные пятна, вы всегда будете знать, что «и это пройдет». Чем сильнее будет водворено в сердце добротворчество, тем легче скажется мудрый завет о всякой тьме: «И это пройдет».

Конечно, вы знаете, что пройти-то оно пройдет, но вы прило­жите все усилия к тому, чтобы оно прошло скорее. Нельзя в доме хранить сор и хлам. От ветоши насекомые вредные разводятся. В чистоте нужно не позволить, чтобы где-то у порога образовались залежи грязи. Великое значение имеет порог, и вы знаете, как блюсти его. Всякие жители сидят у порога. Там же сидят и недопущенные торговцы сердец, которые тоже, в своеобразном терпе­нии, льстят себя надеждой, что может наступить час и для их вхо­да. Но пусть этот час не наступит.

Для всего нужна бодрость. Проверьте все склады и доступы, которыми может наполнять Вас светлая, молодая бодрость. Вы пи­шите, что откуда-то не получили ответа на Ваше нужное, хоро­шее письмо. Вы думаете, что летнее время кого-то лишило дееспо­собности. Будем думать, что это так и есть. Но почему же летнее время должно лишать человека энергии, справедливости и обяза­тельности? Кроме того, неужели отдых может выражаться в без­мыслии и в желании кого-то заставить ждать. Утрудить кого-то уже будет недостойным делом. Вы знаете, о ком и о чем говорю.

Скажите всем друзьям наш сердечный привет. Помогайте там, где можете помочь. Вливайте бодрость там, где только возможно. И сами будьте добры и добротворны.

А трудностям всяким и препятствиям скажите с улыбкою: «И это пройдет».

61
ОГНИ ИСПЫТАНИЯ

Действительно, люди ясно различаются по пристрастию к правде или ко лжи. Такое различие настолько очевидно, что как бы характеризует какие-то основные типы человечества. Есть длинноголовые и круглоголовые; может быть, также есть лжеверы и правдоверы. Одни привлечены к магниту правды, чуют его, от­стаивают его и одушевляются им. Другие так же точно устремле­ны ко лжи, питаются ею, дышат ею и наполняют ею пространст­во. Из этих пристрастий порождаются самые непоправимые для них же следствия.

Одни люди, когда не знают чего-либо, то прежде осуждения стараются узнать, но другие в случае незнания сейчас же злословят, не желая даже ознакомиться с предметом. В этом отношении также наблюдается деление добра и зла. Лишь бы злословить! — скажут последователи зла. Ведь в каждом злоречии есть уже семена разло­жения и предательства. Откуда это влечение ко лжи и клевете? Ес­ли причиной незнание, то почему оно прежде всего устремляет к подозрению, а не к желанию узнать подлинные причины?

Понятно естественное тяготение к истине, оно венчает приро­ду человеческую; но как объяснить преступное устремление ко лжи? Как наркоманы тянутся к губительному, постыдному яду, так некоторые двуногие устремлены ко лжи. От одного приближе­ния неправды они усиливаются, ожесточаются, укрепляются. В родной им стихии лжи они черпают из словаря тьмы небывалые хулы и кощунства. Точно эпидемия?! Уж не существует ли особых «бацилл лжи»? Страсть ко всему ложному образует как бы особый вид психоза. Именно как страсть он заставляет особых людей не только признавать ложное, но и обосновываться лишь на неверных суждениях. От правды лжеверы впадают в судороги.

62
Плачевно наблюдать таких друзей лжи, устремленных ко все­му измышленному, неправдивому. Эта двуногая разновидность бу­дет жадно приобщаться ко всему явно измышленному. Они будут упиваться явной ложью, даже не озабочиваясь о примитивной правдоподобности.

Они усиленно сотрудничают в надстройках лжи. Они не огра­ничатся повторением, но будут немедленно творить и расцвечи­вать зло. Даже себя они не пощадят, лишь бы умножить вычур­ные злобные добавки.

Они бывают крепко организованы, очень изысканны и часто более находчивы, нежели сторонники правды. Они завладели пер­выми страницами газет; они умеют использовать и фильмы, и ра­дио, и все наземные и подземные пути. Они проникли в школы и знают цену осведомления, они пользуются каждой неповоротливо­стью оппонента, чтобы сеять ложь для процветания зла.

Сердце человеческое, устремленное к правде, без труда рас­познает вестников лжи, когда зажжены Огни Блага. Но каждый Огонь должен быть возжжен.

Еще сказано:

«Огонь не под водою зажигается. Подвиг не в благополучии теплицы создается». Среди человеческих тягостей спросим себя — не подвиг ли уже? Среди утеснений спросим — не к вратам ли подвига тесните нас? Среди взрывов спросим — разве в нас самих не было достаточно силы, чтобы возвыситься? Так осмотрим каж­дое явление — не ведет ли оно к подвигу? Так будем следить за всем подвигающим. Кто же может предугадать, какой именно об­ратный удар двинет новые обстоятельства? Но без труда вещество не придет в движение. Называют очагом подвига эти удары по ве­ществу. Только понявшие субстанцию творящую усвоят, что ска­занное не есть простое ободрение, но только упоминание закона. Можно делать из закона несчастье, но правильно усмотреть поль­зу от основ бытия.

Есть много пробных камней. Огонь высекает из них различ­ные искры. Есть много имен и понятий, которые сияют, как драго­ценные камни. О них испытываются души. Ими открываются сер­дца. О них трепещет тьма, о них закаляется подвиг.

Разве не чудно наблюдать здесь же, среди сутолоки жизни, как действуют магниты имен? У одних расцветает сердце. Другие стараются заслонить чем-либо слишком для их глаз светоносное. Третьи негодуют и злословят, словно бы прикоснулись к чему-то ужасному. И действительно, эти третьего разбора чуют в такой час для себя опасное. Они где-то внутри сознают, что этот свет­лый Огонь будет для них опаляющим. Сами люди чинят себе суд и разбор.

Сказано — каждая крупица добра или зла в умножении уяс­нится. Даже если отправное семя мало до нераспознания, то в ум-

63

ножении смысл его станет явным до непреложности. Потому добро и зло вовсе не относительны. Неясность и смутительность может дать лишь преходящая фаза действия, но жатва всегда докажет качество зерна.

Огни испытания! От них ли пылал костер Жанны д'Арк? От них ли пламя Аввакума? От них факелы Нерона? От них языки тьмы? Содом и Гоморра? Мартиника? Недопустимо испытывать Гнев Божий. Откуда невежество, что будто бы «все дозволено»! Будто от лжи не задымятся небеса? Будто не испепелится язык кощунника и предателя?

«Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца».
20 сентября 1934 г. Н. К. Рерих. Священный Дозор

64

«...неприкосновенно и ярко донесло до нас время и великий образ Св .Сергия, и всех тех мощных духом подвижников, которые, презрев условности несовершенного земного быта, уст­ремились к ценностям истинным».