Освободить полковника Буданова: Конкурирующие модели правосудия в современной России

Стратегия и методы исследования

В этой статье рассматривается аргументация противников суда над Будановым. Анализировались, прежде всего, тексты, призывавшие к и обосновывавшие необходимость его освобождения. Та разновидность дискурсивного анализа, которая при этом использовалась, может быть описана как создание «насыщенного описания» публичных выступлений сторонников Буданова. Стратегия создания насыщенных описаний введена в социальные науки Клиффордом Гирцем и заключается в том, чтобы, анализируя отдельные события, реконструировать смыслы, руководствуясь которыми, люди их произвели, и целые символические системы, из которых эти смыслы происходят⁵. В работах самого Гирца такими событиями, как правило, становились образцы социального взаимодействия, наблюдавшиеся им среди представителей изучаемой культуры. Однако, нет препятствий для применения стратегия создания насыщенных описаний к исключительно дискурсивным данным⁶.

Выборка текстов сторонников освобождения Буданова осуществлялась методом случайного отбора с помощью машин поиска в Интернет. В строку поискового сервера Yandex вводились слова «полковник Буданов» и документы включались в выборку в очередности, в которой они занимали верхние строчки в результатах поиска. Интерес представляли те из них, в которых высказывалось (или передавалось высказанное другими) требование освободить полковника. Действуя так, я предполагал, что любые аргументы, встречающиеся в политических дискуссиях по эту сторону виртуального пространства, будут представлены и по ту.

Некоторые документы представляли собой тексты (например, газетные статьи на сервере газеты «Завтра», или сообщения информационных агентств на сайтах Страна.Ру и Лента.Ру). Другие были дискуссиями с несколькими авторами в гостевых книгах (на том же сайте газеты «Завтра») или в группах новостей (например, группе, модерируемой редакцией он-лайновой газеты «Утро»). В общей сложности, было проанализировано около 30 статей и групп новостей, после чего отбор был прекращен из-за того, что новые единицы не прибавляли ничего к результатам анализа. Там, где он-лайновые тексты воспроизводили бумажные газетные статьи, я привожу ссылки на последние.

задушил, когда узнал, что это снайпер - 27 %

дело сфальсифицировано, чтобы скомпрометировать российскую

армию - 32 %

затруднились ответить - 31 %
Как мы видим, более двух третей респондентов смогли предпочесть одну из версий, опираясь на очевидно недостаточные данные. (Маловероятно, что кто-либо из них лично знал Буданова или Эльзу, или даже, что сколько-нибудь значительная часть из них лично побывали в Чечне и имели возможность познакомиться с обстановкой на месте, иными словами, знал что-то помимо того, что передавали СМИ.) Тем не менее, большинство из них обладало вполне определенной картиной того, что происходит на Северном Кавказе, и в свете этой картины интерпретировало любые новые данные, отбирая те из них, которые укладываются в существующие стереотипы. Эти стереотипы позволяют предположить, что одно из перечисленных событий – изнасилование и убийство девушки российским полковником, принадлежность 18-летней чеченки к снайперами, участие средств массовой информации в заговоре с целью опорочить армию – более вероятно, или, по крайней мере, менее невероятно, чем другие.

Даже если внести поправку на свойство формализованных вопросников принуждать людей выбирать один из предложенных ответов вместо того, чтобы отражать разнообразие и пластичность реально существующих мнений, картина получается весьма красноречивой. Еще более красноречивы ответы на следующий вопрос – респондентов просили определить, как, по их мнению, следует поступить с полковником. Только 22 % затруднились ответить, тем самым, оставляя возможность для суда установить виновность или невиновность Буданова (11 % предложили «наказать его за совершенные преступления по всей строгости закона», 27 % - «проявить снисхождение, учитывая обстоятельства военного времени и боевые заслуги», 24 % - «освободить как невиновного», 16 % оправдать «так как в борьбе с бандитами все средства хороши»).

От суда в этих условиях ждут вовсе не того, что он установит истину. Истина кажется очевидной. Суд важен постольку, поскольку он демонстрирует, какой из версий предпочитает придерживаться государство, представляемое им, и, соответственно, чью сторону оно принимает в конфликте⁹. Действительно, очевидно, что, помимо истинности, каждая из версий, обладает еще и свойством быть выгодной для одних и невыгодной для других социальных групп. Версия о невинности жертвы выгодна для противников чеченской войны, а версия, гласящая, что дело сфальсифицировано, выгодна для сторонников продолжения военной кампании и, в целом, для армии. Приняв одну из версий в качестве истинной, суд встанет на одну из сторон, тем самым усилив ее позиции.

Типичен пример освещающих процесс статей в газете «Завтра». Его ход рассматривается исключительно в контексте отношений Путина и армии, поддержавшей его на выборах и предаваемой им сейчас¹⁰. Согласно одной из версий, Путин поступает так под давлением со стороны кредиторов из Большой Семерки, согласно другой – он хочет избежать необходимости отдавать долги за услуги со стороны военных в период избирательной кампании. И в том, и в другом случае, однако, не подвергается сомнению, что Путин попустительствует процессу, или даже стимулирует его, поощряя трансляцию соответствующей информации через подконтрольные СМИ¹¹.

Важность процесса Буданова для наблюдающих за ним, таким образом, состоит не в том, что на нем решается судьба полковника, а в том, что он служит своего рода индикатором, позволяющим определить, какими принципами руководствуется государство в своей политике. Наибольшее значение будет иметь приговор суда. Однако, само начало процесса было демонстрацией со стороны государства приверженности некоторым принципам, которые, для значительной части аудитории, являются неприменимыми в данной ситуации. Именно возражениями против этих имплицитных оснований судебного разбирательства объясняются выступления против судебного процесса вообще, и требования немедленно прекратить его.

Эти принципы могут быть кратко описаны следующим образом: все граждане обладают равными правами на жизнь, свободу и неприкосновенность. Лишить этих прав человека может только приговора суда. Исключения делаются для случаев, когда чьи-либо действия представляют прямую угрозу для безопасности других людей и применение насилия объясняется самозащитой. Тяжесть преступления не зависит от принадлежности того, кто его совершил, и того, против кого оно совершено, к определенной социальной группе. Не может быть никаких оснований, этических или прагматических, для того, чтобы уклониться от рассмотрения нарушения прав в суде – нет соображений, по которым осуществление правосудие могло бы быть нежелательным для общества.

Против этой доктрины существует несколько возражений, два из которых используются противниками суда над полковником Будановым. В продолжении этой статьи мы рассмотрим эти аргументы, которые, условно, можно назвать «этнически этическим» и «корпоративно прагматическим».

Этнически этический аргумент направлен против суждения о том, что представителей всех этнических групп следует судить по одним и тем же законам, или, вернее, что отношения между всеми людьми, вне зависимости от их этнической принадлежности, могут регулироваться одним и тем же набором этических норм. Этот аргумент далек от стереотипного шовинизма с его верой в то, что представители своей группы объективно лучше других и, соответственно, заслуживают лучшего отношения. Они не имеют ничего общего и с релятивистским требованием оценивать поступки представителя каждой группы в соответствии с ценностными стандартами этой группы. Вместо этого, мы имеем дело здесь с имплицитным представлением о человечестве как об общности, состоящей из множества этнических групп, в разной степени дружественных или враждебных друг другу. Один и тот же поступок в отношении представителя своей группы, другой группы, с которой отношения доброжелательные, и третьей, с которой отношения дурные, может иметь совершенно разную этическую оценку. Моральные стандарты в индивидуальных отношениях определяются отношениями между группами, к которым принадлежат эти индивиды¹².

Международное законодательство признает по крайней мере один тип групповых отношений, который позволяет индивидам из таких групп совершать поступки, неприемлемые в других условиях – отношения войны между государствами. Однако, большинство культур сохраняет гораздо больше градаций близости или удаленности между группами, имеющих моральные импликации для межличностных отношений. Не зафиксированные в нормах формального права, они, тем не менее, отражаются в интуитивных этических оценках. Эти оценки часто вступают в конфликт с приговорами, которые заслуживает тот или иной поступок с точки зрения уголовного кодекса – самым очевидным примером является бесконечно эксплуатируемое массовой культурой сочувствие благородным преступникам.

С точки зрения многих наблюдателей, конфликт в Чечне является, по сути, конфликтом между русскими и чеченцами. В этом смысле, преступление, вменяемое Буданову, является нормальным поступком для русского по отношению к чеченке, так как можно привести много примеров того, как чеченцы вели себя аналогичным образом по отношению к русским женщинам. Аргументы такого рода очень редко озвучиваются политиками, даже принадлежащими к радикальной оппозиции. Они также редко попадают в печать. Однако, более чем достаточно примеров подобных рассуждений можно встретить в сетевых дискуссионных группах, в которых анонимность способствует непосредственности в выражении своего мнения. Так, дискуссия по поводу статьи Вячеслава Шурыгина на сайте газеты «Завтра» содержит подписанное именем Марина сообщение, гласящее, что поступок Буданова становится понятен в свете примеров действий чеченских преступников, отрезавших пальцы девочке-заложнице¹³.

Это сообщение поступило в ответ на послание другого участника дискуссии, писавшего под именем «Авлади» и сообщившего, что он сам чеченец. Авлади пожелал своим собеседникам, чтобы их дочери когда-нибудь повстречали полковника Буданова. На это один из них ответил, что гораздо меньше беспокоится о возможной встрече своей дочери с Будановым, чем с кем-нибудь из живущих в России чеченцев. Действительно, пытаясь прогнозировать индивидуальные отношения на основании групповых, мы придем к выводу о том, что любой чеченец потенциально опасен для русской девушки, вне зависимости от того, проявил он себя каким-нибудь подозрительным образом, или еще нет. С другой стороны, полковник Буданов, совершивший преступлений против Эльзы, находящейся по другую стороны этнического барьера, может быть абсолютно безопасен для тех девушек, которые стоит по ту же сторону, что и он сам. Вынесение приговора ему не обоснованно необходимостью изолировать опасного субъекта, поскольку он доказал свою опасность только для этнических врагов. Попытка судить его и тех, с кем он воевал, по одним законам, бессмысленна и даже преступна, поскольку выгодна противнику, который, в свою очередь, никогда не сделает подобного.

Подобная политика множественных этических стандартов оправданна тем, что, когда мы имеем дело со взаимодействующими этническими группами, очевидно, что, если одна из групп будет в целом относиться к другой с большим дружелюбием (или, хотя бы, с меньшей враждебностью), чем та к ней, то эта терпимость приведет к потере преимуществ во взаимоотношениях. Соответственно, задача представителей любой этнической группы – определить отношения с другими таким образом, чтобы относиться к противоположной стороне по крайней мере не лучше, чем противоположная сторона относится к ним¹⁴. Поэтому преступления чеченских полевых командиров являются рациональным (а не только эмоциональным) оправданием предполагаемого проступка Буданова.

Второй аргумент против заключения полковника я назвал «корпоративно-прагматическим». Он состоит в том, что процесс над Будановым – даже если полковник и совершил все, в чем его обвиняют - сам по себе будет иметь более разрушительные последствия, чем те, которые могут последовать из его освобождения. Действительно, допустив передачу дела в суд, государство, тем самым позволило предположить, что нечто подобное могло произойти. Тень, которую подобное подозрение бросит на весь институт армии – даже в случае безусловного оправдания полковника, которое маловероятно с учетом признания им своей частичной вины – нанесет несомненный ущерб его репутации. Возмущение комментаторов вызывает, в данном случае, не процесс как таковой, а то, что его освещают СМИ, повторяя те обвинения, которые раньше выдвигались против военных чеченскими пропагандистами¹⁵. Таким образом, де факто, государство сотрудничает с сепаратистами против собственной армии. Не существует высших принципов, которые, с точки зрения значительной части аудитории, могли бы оправдать такой раскол.
Подведем некоторые итоги. Мы видели, что правосудие, основанное на идее прав человека, становится неприменимым там, где конфликт и правонарушение определяется, прежде всего, в терминах групповых или корпоративных отношений. Те, кто видел в убийстве Эльзы полковником Будановым фрагмент русско-чеченского конфликта, часто были склонны считать его нецелесообразным.

Заметим, что многие аргументы, высказанные как раз за осуждения полковника, также основывались на логике и морали групповых прав и отношений. Например, в интервью, данных программе «Тема дня» Руслан Хасбулатов и Руслан Мартагов высказались за обязательное наказание для полковника, поскольку оно убедило бы чеченцев в том, что они находятся под защитой российских законов¹⁶. При этом оба заметили, что демонстрация имела бы наибольшую наглядность, если бы Буданов был расстрелян без суда и следствия на месте ареста, и, видимо, сожалели, что этого не случилось. (Кажется, их не смущало, что они предлагают сделать именно то, что, по его словам, сделал сам полковник – убить человека, опираясь только на недоказанные подозрения.) Судебные формальности и правовые принципы и здесь приносятся в жертву групповой целесообразности.

Судебной системе в современной российской культуре отводится роль регулятора групповых отношений, а не индивидуальных. Целью ее функционирования является равновесие, а не справедливость, понимаемая в соответствии с какими-либо абстрактными принципами ¹⁷.

Благодарности

Я хочу воспользоваться случаем и выразить искреннюю благодарность Ирине Ивлевой (Центр Независимых Социологических Исследований, С. Петербург), которая помогла мне выполнить самые трудные части работы над этой статьи. Кроме того, я хотел бы поблагодарить Наталью Данилову (Европейский Университет в Петербурге), во время обсуждения эссе о полковнике высказавшую несколько важных критических замечаний, некоторые из которых были столь глубокомысленны, что я продолжаю размышлять над ними до сих пор, и, наверное, буду размышлять всю оставшуюся жизнь.