«вкус к мужику»

Д.В. Григорович (Фотография)

Один из главных «материков», откры­тых натуральной школой, — русская деревня. Конечно, и раньше литера­тура обращалась к жизни крестьяни­на. Но теперь эта тема зазвучала по-новому, с особой силой. «Первым писателем, которому уда­лось возбудить вкус к мужику, был Григорович», — писал М. Е. Салтыков-Щедрин. И «Деревня», и «Антон-Горемыка» Д. В. Григоровича полностью посвяще­ны народной жизни. Здесь есть обыч­ое для повести начала, века и для ро­мантической поэмы противостояние замечательного по своему уму или мо­ральным качествам героя прозаиче­ским «существователям» (выражение Гоголя). Но каким непривычным был этот герой! Не пушкинский пленник (из «Кавказского пленника»), не лер­монтовский Мцыри, а сирота-батрач­ка Акулина, с её глубоким, скрытым от посторонних глаз внутренним ми­ром («Деревня»). В «Антоне-Горе­мыке» —

Не меньшим событием стало появ­ление «Записок охотника» И. С. Тур­генева. «Физиология» обычно стреми­лась к конкретности, словно говоря: это — представитель именно данной профессии, а это — определённый обычай, распространённый только в одном определённом городе или крае. По-другому строятся тургенев­ские рассказы.

Первый из них, «Хорь и Калиныч», начинается так «Кому случалось из Волховского уезда перебираться в Жиздринский, того, вероятно, пора­жала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и ка­лужской породой». Можно было бы ожидать, что и речь пойдёт о типах либо калужской, либо орловской «по­роды». Вовсе нет. Практичность Хоря, его деловая хватка неожиданно напо­минают автору Петра I. В первой публикации — рассказ появился в «Современнике» в 1847 г. — присут­ствовало ещё сравнение Хоря с Гёте, а Калиныча — с Шиллером…

Тургенев целеустремлённо разру­шал представление о какой-либо при­митивности, ограниченности своих героев. Их чувства сложны и глубоки, суждения проницательны, метки, оригинальны. В известном карам-зинском афоризме из «Бедной Лизы»: «И крестьянки любить умеют!» - словно оказался убран союз «и». Было сказано просто, без снисходительной интонации: крестьяне «любить уме­ют» — так же как люди любого звания и положения.

В конце 40 - начале 50-х гг. А. В. Дружинин ак­тивно сотрудничал в «Сов­ременнике». В 1856 г. он по­лучил приглашение возгла­вить «Библиотеку для чте­ния». Это совпало с прихо­дом в «Современник» Чер­нышевского, который с са­мого начала вызвал непри­язнь у Дружинина и как ли­тератор, и как человек. По­пытки противодействовать Чернышевскому в «Совре­меннике» не увенчались ус­пехом, и Дружинин перенёс борьбу с ним и его едино­мышленниками на страни­цы «Библиотеки». С «Современником» и «Русским словом» спорят приверженцы «чисто­го искусства». Ведущим журналом этого направления становится неко­гда основанная Смирдиным и Сенковским «Библиотека для чтения», выходившая в те годы под редакцией Александра Дружинина.

А.В. Дружинин (Фотография. 1856)

По мнению Дружинина (а также известных критиков Павла Анненко­ва и Василия Боткина), художествен­ная полноценность произведения не связана с требованиями «текущего момента», а зависит лишь от степени таланта автора. Программная статья Дружинина «Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения» (1856 г.) была направлена против «Очер­ков гоголевского периода русской литературы» Черны­шевского. «Гоголевскому» на­правлению в литературе (со­средоточенной на тёмных сторонах жизни) критик противопоставлял Пушкина как идеально «гармониче­ского и светлого писателя». При этом самого Гоголя Дру­жинин вовсе не причислял к тем, кто сделал его имя своим знаменем. Критика, по мысли Дружинина, как и само искусство, должна ориентироваться на «веч­ные ценности» — Бога, красоту, лю­бовь. Таких критиков, как Белинский и Чернышевский, Дружинин относил к «отрицательному направлению», а стремление подчинить литературу социально-политическим задачам считал не только неправильным, но и вредным. «Если мы не станем им про­тиводействовать, — писал он Ботки­ну, — они наделают глупостей, повре­дят литературе...»

Сторонники «чистого искусства» так же, как Чернышевский и Добро­любов, считали необходимым следо­вать правде жизни, но искали эту правду совсем не там, где их идейные противники. Нередко одни и те же произведения удостаивались похвалы и тех и других, но с разных позиций. Нелегко было читателю в то вре­мя разбираться в противоречивых оценках. Вот, например, в 1859 г. вы­шел роман Гончарова «Обломов». Добролюбов в статье «Что такое об­ломовщина?» отмечает в характере Ильи Ильича Обломова прежде всего черты современного «общественного типа» — бездеятельного дворянина, стоящего в стороне от насущных жизненных проблем. Критик под­чёркивает — дело вовсе не в природ­ных качествах Обломова: чтобы та­кой характер мог сформироваться, нужен «Захар (крепостной слуга. — Прим.ред) и ещё 300 Захаров». А вот Дружинин в «Библиотеке для чтения» пишет словно бы о другом про­изведении. Для него главное в рома­не Гончарова — поэзия, словесная «живопись», мастерское изображе­ние мельчайших подробностей быта.
3. «Искусство — «цельное, непосредствен­ное … интуитивное разумение жизни!»

Совершенно особую позицию зани­мал поэт и критик Аполлон Григорь­ев—в начале 50-х гг. сотрудник журнала Погодина «Москвитянин», а в 1861 — 1864 гг. — один из ведущих критиков в журналах братьев Фёдора и Михаила Достоевских «Время» и «Эпоха». Григорьев стремился избе­гать крайностей, свойственных как «Современнику» (приверженцу «исто­рическая» школа критики), так и сто­ронникам «чистого искусства».

В отличие от Добролюбова Гри­горьев считал, что главная задача ху­дожественного произведения отнюдь не сводится к «отражению» конкрет­ной реальности. И в то же время со­вершенное творение художника не может быть вовсе не связанным с жизнью, как это представлялось Дру­жинину. Искусство, по мысли Гри­горьева, — «цельное, непосредствен­ное, пожалуй, интуитивное разумение жизни, в отличие от знания, т. е. ра­зумения... поверяемого данными». «Критике форм», которой увлекались в «Библиотеке», он противопоставлял «критику духа» произведения. Роман, повесть, поэма, считал Григорьев, - такие же полноправные, «живорож­дённые» факты действительности, как и общественное событие или личная судьба отдельного человека. Подоб­ный подход к литературному тексту Григорьев назвал органическим, из него и должна проистекать «органи­ческая критика».

Образцом подобной критики мо­гут служить статьи Григорьева о пье­сах Островского. Сторонники «ис­кусства для искусства» (Григорьев называл их «эстетиками») указали на «блестящие его (Островского. -Прим.ред) стороны, да тем и ограни­чились». В то время как в статьях их идейных противников «на место об­разов являются фигуры с ярлыками на лбу: самодурство, забитая лич­ность и т. д.». Григорьев же видит в Островском не сатирика и не просто великого мастера художественной формы, а народного писателя. «Слово для разгадки его деятельности не "са­модурство", а "народность". Только это слово может быть ключом к по­ниманию его произведений».

Однако симпатии Григорьева всё-таки скорее были на стороне крити­ков «тенденциозного», или «историче­ского», направления — им «можно пожелать только несколько поболь­ше... уважения к жизни и смирения пе­ред нею, а ведь эстетикам, право, и по­желать-то нечего!». Ранняя кончина — в 42 года — помешала Григорьеву усо­вершенствовать, развить своё понима­ние литературной критики. Впрочем, очень скоро в истории российской словесности появились совершенно новые, неведомые в 60-е гг. веяния.
4. Журнал, о котором мечтали друзья

29 декабря 1835 г. Пётр Андреевич Вяземский писал своему другу Александру Тургеневу: «Я читал твоё пись­мо... у Жуковского, который сзывает по субботам ли­тературную братью на свой олимпический чердак. Тут Крылов, Пушкин, Одоевский, Плетнёв... Все в один го­лос закричали: "Жаль, что нет журнала, куда бы выли­вать весь этот кипяток, сочный бульон из животрепе­щущей утробы настоящего!"».

Журнал, о котором мечтали друзья, появился бук­вально через две-три недели: в начале января 1836 г., за год до своей гибели, Пушкин получил разрешение на из­дание литературного журнала «Современник». Авторы нового журнала стремились сохранить лучшие традиции отечественной литературы: в «Современнике» публико­вались произведения корифеев словесности, не желав­ших следовать новейшей литературной моде, делать ус­тупки невзыскательным вкусам массового читателя.

Законодательницей мод в журнальной жизни была в то время «Библиотека для чтения», которую редак­тировал Осип Сенковский. Именно против него мно­гократно (и часто анонимно) выступал Пушкин в кри­тическом отделе «Современника». В статьях Гоголя была представлена широкая панорама московской и пе­тербургской литературной жизни, даны меткие оцен­ки многим литераторам и журналам.

В первых номерах «Современника» Пушкин напе­чатал немало собственных произведений как в прозе («Капитанская дочка», «Путешествие в Арзрум»), так и в стихах («Пир Петра Первого», «Скупой рыцарь» и др.). Постоянными авторами отделов поэзии и про­зы были Жуковский и Вяземский, Баратынский и Гоголь. Однако самым замечательным открытием журнала стал поэт, подписывавший свои стихи инициалами Ф. Т., — Фёдор Тютчев.

К концу 1836 г. стало ясно, что «Современник» не в состоянии успешно конкурировать с «Библиотекой»: у пушкинского журнала осталось немногим более двухсот подписчиков. Сам Пушкин понимал необходи­мость перемен. В письме, датированном 25 декабря 1836 г., Пушкин писал о том, что современная литера­тура всё более становится значительной отраслью промышленности, в то время как прежде она рассма­тривалась как занятие изящное и аристократическое. Никто и не думал извлекать других плодов из своих произведений, кроме успеха в обществе.

Осуществить задуманную перестройку деятельно­сти журнала Пушкин не успел. После его кончины «Современник» в течение целого десятилетия издавал друг Пушкина — поэт, критик, профессор Санкт-Пе­тербургского университета Пётр Плетнёв.

В конце 1846 г. права на издание основанного Пуш­киным журнала были приобретены у Плетнёва Николаем Некрасовым и Иваном Панаевым. Плетнёв с не­которым изумлением писал Жуковскому: «Современ­ника теперь расходится более 2-х тыс. экз. Конечно, много в сравнении с тем, что у меня и 500 не расхо­дилось». Далее Плетнёв отмечал, что новым издателям журнала прежде всего помогает их «уменье публико­вать», чем сам он «совсем не занимался».

«Публиковать» Панаев с Некрасовым и в самом де­ле умели: все рубрики журнала заполнялись тщательно и продуманно. Например, в первом номере «Современ­ника», увидевшего свет в 1847 г., опубликованы стихи Ивана Тургенева, Николая Некрасова и Николая Ога­рёва, повести Фёдора Достоевского и Ивана Панаева, фрагменты из записок великого актёра Михаила Шепкина, статьи и рецензии Белинского и Некрасова. А ес­ли упомянуть ещё и об очерке Тургенева «Хорь и Калиныч», положившем начало известному циклу «Записки охотника», то станет ясно, что речь идёт о явлении не­заурядном. Надо же было так «подобрать» авторов де­бютного номера журнала, что и сегодня их имена хо­рошо известны любителям литературы!

В конце 40 — начале 50-х гг. вокруг редакции «Сов­ременника» собрались все лучшие литературные силы России: Герцен, Гончаров, Дружинин, Анненков, чуть позже к ним примкнул Лев Толстой. Однако после смерти Белинского в журнал пришли новые критики, из которых наиболее заметны были Чернышевский и До­бролюбов. В пору обострения противоборства «исто­рического» и «эстетического» направлений в критике усилились противоречия и между авторами журнала. Многих не устраивала позиция Чернышевского и До­бролюбова, которые рассматривали литературу как средство отражения и оценки недавних общественно-политических событий. Один за другим перестают пе­чататься в «Современнике» Тургенев, Достоевский, Толстой, Дружинин, Анненков.

К началу 60-х гг. «Современник» окончательно ут­ратил прежнее значение в литературной жизни.

5. Литература для групп «историков» и «социологов»:
В.И.Буганов, П.Н. Зырянов. История России. Конец XVII-XIX в: Учеб. для 10 кл. общеобразоват. учреждений/ Под ред. А.Н. Сахарова. – М.: Просвещение, 1995.

Энциклопедии и энциклопедические словари, имеющиеся в школьной библиотеке.